Вадим Каргалов - Исторические повести

Сейчас, на исходе осени, кочевники возвращались в Торчикан. Юлиан и его спутники затерялись в толпах громкоголосых, разноязыких, бряцающих оружием, свирепого облика людей, которые двигались к городу без дорог, прямо по степной целине, будто вражеское войско во время нашествия. Никто не обращал на монахов внимания, никто не поинтересовался, кто они и откуда. Торчикан был открыт для всех людей без различия. И — одинаково безразличен ко всем приходившим в него. Не сами по себе люди почитались в Торчикане, а принадлежавшие им стада, серебро или товары, обладание которыми поднимало немногих избранных над бесчисленными толпами черни.

Или верные сабли наемных и родовых дружин, которые ценились здесь даже больше, чем богатство. Силу в степном, лишенном твердых законов мире уважали превыше всего…

У Юлиана не было ни богатства, ни силы. Охранная грамота короля Белы стоила здесь не дороже пергамента, на котором была написана. Хозяева домов презрительно оглядывали изможденных, оборванных монахов и ленивым взмахом руки отсылали их прочь. С большим трудом Юлиану удалось найти пристанище у грека Никифора, который заинтересовался рассказами о своей далекой родине. Юлиан, как мог, старался удовлетворить любопытство беглого грека и тем добился его расположения.

Никогда не был Юлиан таким красноречивым — нужда заставила! Рассказывал и о том, что видел в Византии, и о том, чего вообще никогда не видел, лишь бы не ослабевало внимание хозяина. Никифор сокрушенно качал головой, слушая невеселое повествование о запустении византийских земель, о мертвых кораблях в гавани Боспора, о грабежах на константинопольских улицах. Нехорошими словами отзывался о рыцарях-крестоносцах, которые оказались много злее, чем враги христианского мира — сарацины. [46] С а р а ц и н а м и европейцы называли мусульман-арабов. Юлиан выдавал себя за простого подданного венгерского короля, а потому вынужден был сочувственно выслушивать проклятия Никифора, оскорбительные для римского папы и его крестоносного воинства. И Герард тоже согласно кивал головой, когда разгорячившийся грек обзывал крестоносцев стаей бешеных псов. «Бог покарает святотатца!» — утешался Юлиан, вежливо поддакивая хозяину. Выбора у монахов не было: или ночевать на земле под стеной караван-сарая, как в первые дни пребывания в Торчикане, или со смирением выслушивать богохульные речи. Ведь приближалась зима…

Пока в кисете Юлиана оставались серебряные монеты, житье у грека Никифора было все-таки сносным. Монахи отдохнули после изнурительного путешествия по пустыне. Но только разве ради того, чтобы обрести крышу над головой и нещедрое пропитание, забрались они в такую даль?

Торчикан мыслился лишь вехой на большом пути…

Юлиан целыми днями бродил по торговой площади, подолгу сидел в караван-сарае, где собирались приезжие купцы, заводил осторожные разговоры с вожаками караванов. Он всюду искал людей, которые намеревались идти к реке Итиль. Все усилия оказались тщетными. Страх перед монголами, которые, по слухам, были уже близко, удерживал в Торчикане даже самых алчных до наживы купцов. Собственная голова — слишком большая плата за призрачное богатство. Да и обретешь ли богатство там, в степях за рекой Итиль, где в снежных буранах мечутся страшные косоглазые всадники монгольского хана?

Так объяснил Юлиану персидский купец, неизвестно какими ветрами занесенный в Торчикан. Другие купцы, поддакивая ему, качали бородами. Отправляться в путь опасно, лучше выждать. Терпеливого ждет впереди удача, а нетерпеливый сам бросается в пропасть. Надо ждать весны…

Однако и торчиканское скучное сидение не было совсем бесполезным. В городе оказалось немало людей, которые или сами встречались с монголами, или слышали о них от очевидцев. Юлиан по крохам собирал слухи о завоевателях, и из этих крупиц постепенно складывалось з н а н и е.

…Большие события произошли за последние десятилетия в глубинах Азии. Монголы, которых также называли татарами, объединились в могучее государство и, предводительствуемые великим кааном Чингисом, обрушились на соседние народы. Сначала монгольское войско пошло на восток и, разорив провинции Северного Китая, достигло берегов Великого океана. [47] В е л и к и й о к е а н — Тихий океан. Затем конные орды устремились на юго-запад, разграбили богатые города Хорезма и Персии и угрожали даже Индии, сказочной стране алмазов. Страшен был натиск монголов, в прах рассыпались великие царства, исчезали с лица земли многолюдные города, на месте плодоносящих полей вырастали дикие травы, и только заунывные песни монгольских табунщиков нарушали мертвое молчание. Почти вся Азия оказалась под пятой завоевателей. А ныне каан Угедей, ставший после смерти Чингиса предводителем монголов, готовится к походу на запад и мечтает дойти до самого Моря франков. [48] М о р е ф р а н к о в — Атлантический океан.

Продвижение завоевателей уже началось. Шесть лет назад первые отряды монголов появились возле Хвалынского моря. [49] Х в а л ы н с к о е м о р е — Каспийское море. Конные тумены [50] Т у м е н — 10-тысячный отряд монгольской конницы. молодого Батухана, предводителя улуса Джучи, [51] У л у с Д ж у ч и — западная часть Монгольской империи, выделенная Чингисханом своему старшему сыну Джучи. После смерти Джучи этот улус унаследовал его сын, внук Чингисхана, — Батухан (русские летописцы называют его Батыем). внезапно перешли реку Яик, разгромили стоявшие там болгарские сторожевые заставы и железным гребнем прочесали степи до самой реки Итиль. Местные жители, половцы и саксины, [52] С а к с и н ы — потомки древних хазар, которые остались жить в прикаспийских степях после разгрома Хазарского каганата князем Святославом в 965 г. частью покорились завоевателям, частью откочевали в соседние страны. Пенистая волна нашествия докатилась до Волжской Болгарии и разбилась об укрепленные линии, которые болгары поспешно возвели на границе леса и степи. Несколько месяцев продолжались сражения на земляных валах и частоколах из заостренных дубовых бревен, а потом война сама собой затихла. Монгольские кочевья уползли куда-то в степи, и только конные разъезды завоевателей появляются время от времени у болгарской границы и на реке Итиль, устрашая караванщиков и жителей соседних земель. Однако, по слухам, из Азии уже подходят новые орды, накапливаются в степях между Яиком и Итилем, как дождевая вода в резервуаре, чтобы выплеснуться новым нашествием. Когда это произойдет — можно только гадать!

…Люди в Торчикане еще не знали, что совсем недавно великий каан Угедей собрал подвластных ему ханов на большой совет-курултай и что на курултае было принято решение завладеть странами Болгара, Алании и Руси, которые находились по соседству со становищами Батухана, не были еще покорены и гордились своей многочисленностью. Для участия в походе был срочно вызван из Китая прославленный полководец Субудай, которого монголы называли одним из четырех свирепых псов Чингисхана. Огромное монгольское войско двинулось на запад, и повели его высокородные ханы Гуюк, Менгу, Кадан, Кулькан, Монкэ, Байдар, Тангут, Шибан, Бури и другие, а всего великих ханов было четырнадцать. Задрожала земля под ударами миллиона копыт, дикие звери в страхе разбегались от звона оружия и конского ржания…