Вадим Каргалов - Исторические повести

Послов принимали в парадной палате архиепископского дворца. Кроме новгородской господы — владыки Далмата, посадника Михаила Федоровича, тысяцкого Кондрата и больших бояр, — здесь были низовские князья, приехавшие для участия в походе.

Посольство было большим и пышным. В Новгород прибыли доверенные люди и от ливонского магистра, и от рижан, и от юрьевцев, и от мариенбургцев, и от иных городов немецкой земли.

Послы убеждали владыку Далмата:

— Нам, господине, нужен с тобою мир. И со всем Великим Новгородом. Наши купцы к вам ходят, а ваши к нам, обиды и брани не имеют никакой. Пусть и дальше будет между нами мир и любовь. А захотите идти войной на колыванцев и раковорцев, людей датского короля, мы им помогать не будем. До тех людей нам дела нет…

На том целовали немецкие послы крест.

А чтобы прочнее была клятва, к ливонскому магистру поехал Лазарь Моисеевич — привести к кресту рыцарей, божьих дворян. В Ригу для того же дела послали доброго мужа Семена.

Посланные вернулись в Новгород, подтвердили, что все немцы целовали крест не помогать колыванцам и раковорцам и что обмана будто бы нет.

Месяца января в двадцать третий день войско выступило в поход. А год был от сотворения мира шесть тысяч семьсот семьдесят шестой. [63] 1208 год.

По зимним дорогам пошли к Раковору переяславцы Дмитрия Александровича, владимирцы Святослава Ярославича, тверичи Михаила Ярославича, дружина наместника великокняжеского Юрия Суздальского, новгородское пешее ополчение. Возглавляли ополчение посадник Михаил Федорович и тысяцкий Кондрат.

За войском везли на санях тяжелые метательные орудия — пороки — разбивать каменные стены немецких городов. Задолго до похода начали готовить их порочные мастера на владычном дворе.

Старший из порочных мастеров Тогал, латинянин родом, сопровождал грозные орудия. Имелись в Новгороде и свои мастера, но Тогал был опытнее, лучше знал военные хитрости. Тысяцкий Кондрат обещал ему за поход большую награду.

Полки двигались медленно, с продолжительными остановками. До порубежной реки Наровы шли почти три недели: воеводы давали отдых людям, пока еще была своя земля.

Первыми перешли за Нарову переяславские конные дружины, а с ними проводниками ладожцы и ижорцы. На границе земли Вирумаа не оказалось ни укреплений, ни сторожевых застав. Редкие деревни были покинуты жителями. Видно, раковорцы решили не выводить войско в поле, отсиживаться за каменными стенами.

Скучным показался низовским и новгородским воинам этот поход: только бесконечные снега, морозный ветер да низкое серое небо над головой.

Встреча с псковской ратью показалась вроде как праздником, нарушившим путевое однообразие. Псковичи были румяные, веселые. Да оно и понятно: идти сюда им было много ближе, чем остальным. Князь Дмитрий и Довмонт обнялись как боевые товарищи. Они с первого взгляда понравились друг другу: Дмитрий — своей искренней молодой горячностью, Довмонт — спокойствием и дружелюбием. Кто мог догадаться, что это взаимное расположение обернется верной дружбой на всю жизнь?

Вечером семнадцатого февраля впереди показались зубчатые стены и башни Раковора.

На заснеженном поле у реки Кеголы войско остановилось для ночлега. Разошлись во все стороны сторожевые заставы. Ранние зимние сумерки спустились на воинский стан.

В шатре князя Дмитрия собрались князья и воеводы. Порочный мастер Тогал развернул пергамент с чертежом Раковора. За большие деньги купил этот чертеж тысяцкий Кондрат у приезжих немецких купцов. Купил без нужды, про запас, задолго до похода, а теперь князья и воеводы только похваливали тысяцкого за предусмотрительность.

Военачальники договаривались, кому с какой стороны приступать к Раковору, где ставить пороки. Разошлись поздно, порешив завтра же начинать осаду.

Воевода Федор заботливо укрыл Дмитрия медвежьей шкурой, пожелал спокойной ночи.

— Завтра твой день, княже, — сказал воевода. — Возьмем Раковор — вся честь твоя. А теперь спи, ни о чем не думай. Сторожевые заставы сам обойду…

Дмитрий вспомнил нового знакомца князя Довмонта, его рассудительные речи на совете, его желание первым приступать к стенам Раковора, и подумал, что отдельной чести нет, есть честь и слава всего русского воинства. Но возражать воеводе не стал, накрылся с головой меховым пологом…

Незадолго до рассвета Дмитрия разбудили голоса и звон оружия. Князь откинул медвежью шкуру, приподнялся.

Посередине шатра, на низком складном столике, горела свеча. Воевода Федор, в шубе, накинутой поверх кольчуги, простоволосый, сидел и покачивал седой головой. К нему склонился воин в остроконечном шлеме, что-то шептал. Дмитрий узнал десятника из сторожевой заставы.

— С чем приехал, Кузьма, в такую рань?

— Беда, княже! — взволнованно говорил дружинник. — Немцы из Ливонии идут к Раковору. Верст за десять отсюда. По всему видно, что не с миром идут — вооружены для боя…

Воевода Федор гневно взмахнул кулаком:

— Измена это! Не надо было верить немецким послам, не надо! И рыцари немецкие, и рыцари датские — одинаково враги. Ворон ворону глаз не выклюет…

— Раз враги — чего ж на измену сердиться? Другого от немцев и не ждали, — усмехнулся Дмитрий и, обернувшись к Кузьме, спросил: — Скоро ли здесь будут, как думаешь?

— Да если так пойдут, как до того шли, неспешно, то в третьем часу дня жди немцев на Кеголе…

— Будем ждать! И встретим, как подобает! А ты, воевода, — обратился князь к Федору, — поднимай князей, пусть строят полки.

Воевода, придерживая рукой падающую с плеч шубу, быстро пошел к выходу. Десятник в нерешительности топтался на месте, глядя, как княжеский оруженосец помогает Дмитрию одеться и приладить доспехи.

— Скачи обратно к заставе, Кузьма, — отрывисто говорил князь, застегивая у правого плеча золотую пряжку красного плаща. — Беспрестанно шли вести. Может, не одно рыцарское войско сюда спешит?

— Исполню, княже!..

Дмитрий Александрович вышел из шатра.

В разных концах русского стана раздавались сигналы труб. Из шатров и шалашей вылезали ратники, бежали по снежной целине к берегу Кеголы, скрывались в предрассветном сумраке.

К шатру спешили князья и воеводы. Молчаливым полукругом встали позади Дмитрия Александровича князья Святослав, Михаил, Юрий и Довмонт, посадник Михаил Федорович, тысяцкий Кондрат, воеводы дружины и ополчения.

За падающим снегом не было видно, как выстраиваются полки. Но князю Дмитрию и не нужно было этого видеть. Он знал, что воины занимают привычный, веками проверенный боевой строй: посередине, в челе, новгородское пешее ополчение, а справа и слева от него — крылья дружинной конницы.