Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

Торопливо приводя себя в порядок, Леонс незаметно выглянула из-за ширмы. Робер все еще со смущенным видом сидел на постели. Леонс улыбнулась, он казался ей трогательным.

Это был тридцатилетний мужчина с длинным и прямым носом, глубоко посаженными глазами и нависавшими над ними бровями. Его толстые губы почти никогда не смыкались, так что были видны желтоватые зубы; когда у него спрашивали, откуда у него длинный шрам на щеке и почему порвано ухо, он говорил, что пострадал на охоте, что частично было правдой. В результате случившегося – в зависимости от точки зрения – он мог казаться людям простодушным или зловещим. Бывало, что он немного пугал девиц. Леонс, которой нравились небольшие изъяны, сразу прониклась к нему обожанием.

Он работал автомехаником. По крайней мере, начинал именно с этого, потому что руки у него были грубыми и он плохо учился в школе, оценок хороших не имел и школьный аттестат казался ему недосягаемым горизонтом, так что его быстро отдали в подмастерья. Он протирал детали для рабочих, которые считали себя его хозяевами, потому что у них был собственный служащий! Робер любил машины, но не за их механизм: он обожал кататься, красоваться за рулем – некоторых девушек это возбуждало, и именно такие девушки и нравились Роберу. И года не прошло, как подмастерье стал в хорошую погоду по воскресеньям потихоньку открывать заднюю дверь гаража и брать машины клиентов. Из-за отсутствия денег по возвращении приходилось отсасывать немного бензина из других машин, чтобы более-менее залить бак, во рту делалось немного противно, но ничего ужасного.

В девятнадцать лет он уже бесчисленное количество раз прокатился в довольно роскошных машинах, которых никогда не смог бы себе купить. Его брат находил девиц, он выкатывал машину, когда вечеринка заканчивалась, он возвращал машину на место, девицы оставались на ночь, прекрасное было время! Которое закончилось, когда он около часу ночи вел спортивный «Фарман A6B», а его пассажирка, в эйфории от выпитой шипучки, с энтузиазмом нырнула под руль, чтобы отблагодарить его; машина протаранила сначала «пежо-бебе», потом «Фиат-3» и «Ситроен-11», а затем оказалась в витрине цветочного магазина. Как ни странно, хозяин гаража не уволил его. Его просто перевели в другое место.

С этого дня Робер выплачивал свой долг – разбирал на детали угнанные машины и ремонтировал те, что готовили на вывоз. Так что он многому научился – сколько влезло в мозги.

Робер жил исключительно инстинктами. Он был способен думать, но недолго. Ему было сложно планировать больше чем на неделю вперед. Невозможность представить себе любую перспективу привела его к разгульной жизни. Он вел себя как ребенок, потому что для него существовало только настоящее. Напрягаться он не любил, брал что дают – машину, девушку, деньги, и совершенно непонятно, делал ли он между ними различие. Робер думал мало, но был наделен каким-то даром интуиции, он чувствовал вещи, ситуации, умел стушеваться, когда нужно, воспользоваться моментом, когда получалось, удовлетворять свои желания, когда это было возможно, и уносить ноги при приближающейся опасности.

После двух лет чистилища в подпольных мастерских с ворованными машинами Робер однажды проснулся с уверенностью – чисто интуитивной, – что вернул долг. Он был таким – без полутонов, только «да» или «нет», так вот теперь «нет».

Чем ближе он подходил к гаражу в Сен-Манде, тем больше уверялся в том, что вернул долг с лихвой, что должны даже ему, он хотел уйти с машиной, не обязательно большой, «шикарной», но на шкале его ценностей машина четко означала, что «на свободу» он выйдет законно. Хозяин так не думал. Робер правой лапищей схватил домкрат, после чего провел два месяца в тюрьме «Санте», где завел новых друзей.

Он вышел другим человеком. Прощайте, гаражи (хотя его страсть к автомобилям осталась при нем) и пахота на других, Робер начал работать на себя. Руки у него были умелые, он разбирался в механике и не отличался особой впечатлительностью, так что вполне соответствовал минимальным требованиям, чтобы стать вором. Разве что оказался не способен принимать решения. И начались нескончаемые дела, похожие друг на друга тем, что ничего не происходило, как было задумано. Он по два часа копался в замка́х и попадал в пустую квартиру, потому что владелец переехал накануне; он вскрывал сейфы, и там ничего не было или лежали такие фальшивые украшения, что скупщики краденого потешались; выходя из сада, он натыкался на полицейских; короче, он с трудом зарабатывал на жизнь.

Робер никогда не задумывался, что в его деятельности отсутствует система. Он полагал, что риски непременно должны сопутствовать его профессии. Однако засомневался, когда женщина застала его на первом этаже магазина и без раздумий выстрелила в него из охотничьего ружья. Он вовремя втянул голову, осколки фарфора вырвали кусок щеки и отрезали пол-уха. Ему удалось убежать, истекая кровью, как свинья на бойне. Выйдя из больницы, он задумался о своем призвании.

Но тут за него взялась Великая война.

В первом же сражении Робера ранило в плечо, и войну он пережил без взлетов и падений, в основном проводя время в попытках добиться перевода из одного госпиталя в другой, с одного места службы на другое.

После войны он «крутился» – так он стыдливо называл череду темных делишек, из-за которых в один прекрасный день ему пришлось спешно покинуть французскую территорию. С Леонс он познакомился в Касабланке.

Леонс услышала, как пробило два часа, значит она не запаздывает. Места было достаточно лишь для того, чтобы помыться, одежду сложить было некуда, она вешала ее на ширму. Она ненавидела этот отель. В коридорах проституток больше, чем машин на площади Оперы. Но Роберу самое то. В самом подозрительном месте он чувствовал себя как рыба в воде. И отель находился в Девятом округе. На улице Жубера. Он выбрал его еще и поэтому.

– Улица Жубера! Вот умора, правда? Я этого типа обожаю…

«Не ты же с ним спишь…» – хотела ответить Леонс, но Робер бывал иногда ревнив, капризен, и рука у него тяжелая, хотя Леонс и нравилось, когда ее шлепали по заднице, но Робер не всегда этим ограничивался.

Она надевала комбинацию, когда он заглянул за ширму и ласково прихватил ее сосок – до завтра? Не успела она оглянуться, как он уже вышел из номера, спеша узнать результаты бегов, которые пропустил.

Поспешно заканчивая одеваться, Леонс думала о Жубере. Скоро они увидятся. Она никогда не выносила этого типа, ей ничего в нем не нравилось, ни его запах, ни кожа, ни дыхание, ни голос. Она спрашивала себя, чем занималась его покойная жена, потому что в сексе он был несведущ, как дитя. К тому же она потеряла невинность задолго до первого причастия. Проблема с такими мужьями, поздно ставшими мужчинами, в том, что они хотят наверстать упущенное время, но в глубине души ее больше смущал его храп, чем скромные потуги семинариста, – долго он не держался, ей оставалось только с четверть часа смотреть в потолок, ничего особенного.