Пьер Леметр - Горизонт в огне [litres]

Их небольшому собранию пришлось тесниться в гостиной, дамы сели в первом ряду – Мадлен, Леонс, Влади, скрестившая руки на груди в позе женщины, которая никогда и ни в чем не сомневается. За спиной Мадлен стоял Дюпре, спокойно опершись ладонями о спинку ее стула. Робер встал позади Леонс, перебирая пальцами колье супруги с таким видом, словно размышлял, почему оно еще не продано. Наконец, Бродски устроился за Влади (они непрерывно тихо переговаривались между собой по-немецки, никто даже не представлял, о чем они могут беседовать).

Чтобы как можно меньше заикаться, Поль выучил свою речь наизусть.

Словно на торжественном открытии памятника современной торговле, он снял покрывало с большого листа картона, на котором была вполоборота изображена высокая худая девушка. Она смотрела назад, на свою вытянутую ногу, будто хотела проверить, не отвалился ли каблук.

«Шик!» – как будто говорила она в абсолютном изумлении. С этим восклицанием нельзя было не согласиться, потому что округлость ее ягодиц явно наводила на эротические мысли. Наверху было лаконично написано:

– Бальзам, – объяснил Поль, – это для того, чтобы избежать слишком фармацевтического определения продукта. Вдобавок в слове имеется слог «бал», что на подсознательном уровне у каждого человека должно вызывать положительные ассоциации.

«Калипсо» звучит интеллигентно, отсылает к мифологии, к любви и романтике и подчеркивает, что речь идет о товаре, способствующем женской привлекательности.

Присутствие «доктора» в названии продукта гарантирует бальзаму необходимую научную обоснованность.

Наконец, остался загадочный доктор Моро.

– Кто это? – спросила Леонс.

– Ник… никто. Товар не должен быть бе… безымянным. Надо, чтобы эт…это было чье… то… изоб…ретение. Чтобы внушить дов…доверие. «Моро» звучит очень по-французски. Это оч…очень по…нравится… – И с улыбкой добавил: – Это более надежный вариант… чем… доктор Бродски.

Все согласились, даже Бродски.

Далее следовали конкретные аргументы:

Вас огорчает ваш вес?

Вас беспокоит ваша фигура?

Используйте

БАЛЬЗАМ «КАЛИПСО» ДОКТОРА МОРО

Простое и радикальное средство,

одобренное медицинским факультетом и самыми красивыми женщинами Парижа

Выражение «Одобренное медицинским факультетом», предназначенное для обеспечения научной гарантии, было уместно, поскольку речь на самом деле шла лишь об известном, зарегистрированном и просто-напросто парфюмированном средстве.

Керамическая баночка, содержащая бальзам, своим очарованием была обязана в особенности восклицанию «Шик!», выведенному на крышечке, словно речь шла о духах.

– Я знаю этот запах! – заорал Робер, открыв ее, чтобы понюхать.

– Конечно же, цыпа, – покраснев, ответила ему Леонс.

Откупорили шампанское. Бродски говорил по-немецки с Влади. Леонс поздравляла Поля, женщинам понравится, Поль услышал: ты женщинам понравишься.

Они больше не встречались, они теперь не принадлежали к одному кругу. Так что, когда Гийото сообщили, что его хочет видеть Мадлен Перикур, он сразу понял, что это неспроста, и велел передать, что занят.

– Ничего, я подожду.

Она спокойно устроилась в вестибюле и запаслась терпением.

К половине двенадцатого, когда ситуация уже угрожала стать смехотворной, Гийото взял себя в руки. Если она попросит о чем-то чрезмерном, он сумеет отказать, это как с повышением гонорара, у него есть опыт.

Мадлен сильно изменилась. Сколько же времени он ее не видел? Он задумался.

– Более четырех лет, мой дорогой Жюль.

Он думал, что увидит попрошайку, а перед ним была чистенькая улыбающаяся мещанка, его это успокоило, и он отбросил в сторону тревожную мысль о том, что что-то ей должен.

– Как ваши дела, дорогое дитя? И как Луи?

– Его зовут Поль. И у него все хорошо.

Жюль Гийото уже давно запретил себе извиняться и благодарить. Он ограничился кивком, как если бы теперь прекрасно вспомнил, ну да, конечно же Поль, разумеется.

– А как ваши дела, дорогой мой Жюль, как вы?

– О, вести дела стало трудно, как никогда. Вы знаете, в каком положении сейчас пресса…

– Я знаю, в частности, о вашем. И между этими двумя положениями нет ничего общего.

– Прошу прощения?

– Не хочу, чтобы вы теряли время, мой дорогой Жюль, я же знаю, как оно дорого.

Она открыла сумку, озабоченно порылась в ней, словно опасаясь, что забыла то, что собиралась ему принести.

И с облегчением выдохнула, ах вот же он. Какой-то клочок бумаги с цифрами.

Гийото надел очки и прочел. Не дата и не номер телефона. Он поднял на нее вопросительный взгляд.

– Это номер вашего банковского счета.

– Простите, что?..

– Того счета, что вы открыли в Банковском союзе «Винтертур», чтобы положить на него деньги, которые в течение стольких лет скрываете от налоговых органов. Кругленькая сумма, скажите на милость. На эти деньги можно увеличить гонорары всем сотрудникам или перекупить половину конкурентов.

У Жюля была хорошая реакция, но ситуация складывалась неожиданная, тревожная и явно опасная.

– Откуда вы знаете?

– Самое важное не то, как я узнала, а что я знаю. Почти все. Даты внесения на депозит и снятия, размер доходов, все.

Мадлен говорила спокойным и решительным голосом, но осторожничала, потому что знала только одно: фамилия Жюля Гийото фигурирует в записной книжке г-на Рено.

А вот он этого не знал.

У того, кто знает название вашего банка и номер вашего весьма личного счета, нет никаких причин не знать все остальное.

– Я вас оставлю, мой дорогой Жюль…

Мадлен была уже у выхода, ее рука лежала на дверной ручке.

Она указала ему на клочок бумаги:

– Там есть и другая цифра… Да-да, переверните листок.

– Дьявол! А вы действуете напрямик!

– Да и вы тоже, если верить вашим счетам…

– Но какие у меня гарантии, что вы на этом остановитесь?

– Мое слово, Жюль! Слово Перикуров… если вы полагаете, что оно еще чего-то стоит.

Гийото, казалось, приободрился.

– Надеюсь, вы не рассердитесь на меня, если я позволю себе настаивать на срочности дела. Оставьте мне конверт в приемной, ну, скажем, завтра с утра? Ну что же, не буду вам больше досаждать, я и так уже злоупотребила вашей любезностью.

– Думаю, вы можете нас оставить, Робер…

Он удивился:

– Да ну? Как это?

Мадлен этот парень нравился. Умом он не отличался и на все реагировал с непосредственностью семилетнего ребенка, это было привлекательно. Единственное, что утомляло, так это необходимость все ему объяснять. На этот раз она не имела такого желания.

– Робер, идите поиграйте на бильярде, делайте что хотите, но позвольте нам спокойно побеседовать, прошу вас.