Роберт Фаббри - Веспасиан. Павший орел Рима

— Нас поддержит народ, — парировал Лентул.

Плавтий презрительно скривил губы.

— Народ! И чем, скажи на милость, твой народ будет сражаться против отборной гвардии Рима? Кухонными ножами и мясницкими топорами? Вместо щитов возьмут в руки пекарские противни и станут пращами метать заплесневелый хлеб? Забудьте о народе! Призванные Отцы, как бы ни оскорбили мои слова ваше достоинство, я скажу так: победы нам не видать.

Стоя в задней части зала, Веспасиан огляделся по сторонам. Похоже, суровая правда слов Плавтия постепенно начала доходить до всех. Взгляд Плавтия сделался твёрже. Похоже, он тоже заметил, что его довод возымел действие.

— Призванные Отцы, я предлагаю следующее! Давайте отправим в лагерь преторианцев делегацию для встречи с Клавдием. Нужно уточнить: хочет ли он стать императором? И если хочет то как намеревается править Римом? Если же не хочет и склонен отказаться от предложения гвардейцев, то кого он согласен принять в роли правителя Рима? Потому что одно я могу сказать вам наверняка: гвардия не примет возвращения республики!

Последние слова выступавшего эхом отлетели от стен храма и стихли, подобно смутным воспоминаниям о приятном сне, который исчезает, стоит открыть глаза и вернуться в повседневную действительность. Сенаторы молчали.

— Нам нужно немедленно уходить, — прошептал Веспасиан на ухо Гаю. — Мы сами представимся Клавдию.

— Нет, мой мальчик, — возразил Гай. — Что, если Сенат убедит Клавдия отказаться? Где мы тогда будем? Слишком рано принимать какие-то решения. Останемся здесь, вместе со всеми.

Веспасиан нахмурился. Его терзали сильные сомнения.

— В данный момент опасно предпринимать любые действия. Так почему бы не рискнуть и не поставить на самый вероятный ход событий?

— Ты собираешься поставить на кон жизнь жены и сына?

— Разумеется, нет, — не раздумывая, ответил Веспасиан.

— Тогда стой и молчи. Не принимай никаких решений, пока у нас не будет всей полноты картины.

Старший консул шагнул вперёд уже не столь решительно.

— Боюсь, я вынужден согласиться с бывшим консулом. Предлагаю назначить делегацию, представляющую самый цвет Сената. Должны пойти все консулы и преторы, настоящие и бывшие.

Ответом ему стал одобрительный шёпот.

— Отлично, консул, — съязвил Плавтий. — Но кто же возглавит эту делегацию?

— Естественно, как старший...

— Нет, отнюдь не естественно. Тебя воспримут как потенциального соперника Клавдия и потому предвзятого. Делегацию должен возглавлять тот, кто, несмотря на свой сенаторский сан, не может стать императором или даже консулом. Тот, кого Клавдий считает своим другом. Нужно, чтобы он поверил, что с ним не хитрят, его не обманывают и не запугивают. Короче, это должен быть кто-то посторонний.

— Тогда кто же? — растерялся Секунд.

— Царь Ирод Агриппа.

Когда царя Иудеи, наконец, нашли и привели в Сенат, уже опустилась ночь. В храме зажгли факелы и масляные лампы. Их яркий — почти как дневной — свет плясал на полированном мраморе пола. Статуя Юпитера безмолвно взирала на происходящее со своего трона. Если бы при виде поредевшего зала на строгом лике божества могли отражаться эмоции, то, скорее всего, это было бы презрение.

За последнюю пару часов стало ясно, что хозяйка положения — преторианская гвардия. Многие сенаторы, которые громко поддерживали восстановление республики, неожиданно вспомнили о неотложных делах, которые якобы ждут их в загородных поместьях. Веспасиан и Гай остались. Они чувствовали себя в безопасности, ибо благоразумно воздержались и не стали выражать вслух своё мнение.

Ирод Агриппа оглядел оставшихся сенаторов, и его тёмные глаза сверкнули злорадством.

— Я буду счастлив возглавить вашу делегацию, Призванные Отцы. Ваше предложение — великая для меня честь. Однако я не вижу, чего можно этим добиться.

— Мы хотим узнать, что на уме у Клавдия, — ответил ему Помпоний Секунд. — Вдруг он откажется от предложения преторианцев стать императором.

— Он пытался отказаться, но его разубедили.

— Кто? Гвардейцы разубедили? Остриём своих мечей?

— Нет, Секунд. Его разубедил я.

— Ты? — Помпоний Секунд чуть не поперхнулся и даже хлопнул себя по груди, не веря словам Агриппы.

Но нет, царь Иудеи безмятежно сидел перед ним в расшитой золотом красной мантии и золотой царской диадеме.

— Кто-то же должен был это сделать.

— Кто-то не должен был этого делать! — взорвался консул. — Особенно ты, грязный восточный царёк, во всём зависящий от Рима! Который даже не ест свинины, как уважающий себя римлянин!

— Думаю, после этого можно принимать решение, — произнёс Веспасиан уголком рта.

— Я уже стал ярым приверженцем Клавдия, — кивнул Гай. — Я всегда знал, что он — лучшая кандидатура. Можно сказать, прирождённый властитель.

Вспышку гнева Секунда Ирод Агриппа воспринял невозмутимо.

— Этот грязный восточный царёк, который, кстати, очень любит свинину, сегодня спас ваши никчёмные жизни, ибо, в отличие от многих из вас, понял, что такой исход неизбежен. Я последовал за Клавдием в лагерь преторианцев, и, пока я был там, гвардейцы провозгласили его императором. Правда, Клавдий решил, что это незаконно — быть избранным гвардией...

Гней Сентий Сатурнин вскочил с места и взорвался республиканским негодованием.

— Разумеется, это незаконно! Только Сенат имеет на это право!

Ирод Агриппа безмятежно улыбнулся.

— Да, Клавдий тоже так считал, хотя гвардия доказала обратное, убив одного императора и заменив его другим. Клавдий очень хотел, я бы даже сказал, ждал, чтобы сразу после того, как преторианцы отнесли его в свой лагерь, Сенат объявил его императором. Он хотел, чтобы его избрание имело хотя бы видимость законности, как будто его призвал править Римом Сенат. Он ждал несколько часов, но вы так и не призвали его. Вместо этого вы потащили в храм Юпитера сундуки с казной, принялись интриговать и строить планы... относительно чего, ему оставалось лишь догадываться. Впрочем, одно он знал наверняка: если вы не спешите провозгласить его императором, значит, не хотите его.

— Мы ничего подобного не говорили! — решительно заявил Помпоний Секунд.

— Не унижайте себя ложью. Каждое слово, прозвучавшее здесь, в храме, было передано ему несколькими сенаторами, в том числе и одним претором, которые неустанно подчёркивали, что не имеют отношения к подобным разговорам и просят в любом случае их простить.

— Насколько я понимаю, единственный из вас, кто выкрутился относительно, это Авл Плавтий, — добавил Агриппа и улыбнулся, глядя на сенаторов.

Было видно, что каждый отчаянно пытался вспомнить, какую позицию занимал во время дебатов всего несколько часов назад.