Росс Лэйдлоу - Юстиниан

— Я слыхал, перед тем как заболеть, многих страдальцев посещали видения — безголовые фигуры приближались к ним по воде, стоя в бронзовых лодках и отталкиваясь бронзовыми шестами, — опасливо сообщил библиотекарь.

— Похоже, что эти страдальцы выпили слишком много вина за чересчур обильным ужином! — под общий смех заметил Кирилл.

— Я только говорю о том, что слышал! — обиженно возразил библиотекарь. — По каким же симптомам мы можем определить эту болезнь?

— Могу лишь повторить то, что знаю понаслышке: небольшой жар и появление опухолей — бубонов — в паху и подмышками, а затем чёрные пустулы с гноем по всему телу. После их появления начинается гангрена, и больной умирает. Однако если бубоны вскрываются и гной выходит, то больной может выздороветь.

— Возможно, Всевышний хочет преподать нам урок, и нам следует понять его смысл! — воскликнул профессор богословия.

Он был из новой породы назначенцев, наводнивших университеты для распространения идеалов халкидонцев и повышения собственного уровня образования.

— О, ради бога! — раздражённо бросил Кирилл, представитель и поборник классической рационалистической школы. — Давайте будем придерживаться фактов, а не верить слепо в некие фетиши.

Профессор богословия вспыхнул.

— Не думаю, что императору или патриарху понравятся такие речи!

— А я думаю, что у них есть дела и поважнее, — устало отмахнулся Кирилл. — Как и у нас всех. И потому я завершаю наше собрание, пойдёмте по домам — и надеюсь увидеть вас всех в добром здравии, когда моровая язва минует наши края.

Летом того же года [126] 542 год. чума с лёгкостью преодолела Босфор и обрушилась на Константинополь. В лабиринте тесных улиц, где дома стояли, плотно прижавшись друг к другу, а особенно в бедных кварталах чума распространялась, словно лесной пожар, и первые же признаки заражения становились смертным приговором всему кварталу. Симптомы были одинаковы и неизменны, заразившиеся в муках умирали через несколько дней, а то и в день заражения.

Смертность росла стремительно — пять тысяч умерших в день, десять тысяч... даже шестнадцать тысяч. Захоронение трупов стало почти непреодолимой проблемой. Справиться с этой жуткой задачей Юстиниан повелел своему приближённому, имперскому чиновнику по имени Феодор. Тот распорядился рыть для этих целей огромные рвы в пригороде Сикая, выходящем прямо на бухту Золотой Рог. Однако количество трупов росло с такой скоростью, что вскоре все рвы были заполнены. Феодор в полном отчаянии приказал бросать трупы прямо в башни городских стен, с которых были сняты крыши. Через несколько дней даже самый слабый северный ветер накрывал Константинополь невыносимым смрадом разлагающихся тел.

Жители города сидели по домам, боясь заразиться, — там же, в своих домах, они и умирали. Сотни зданий по всему городу стали склепами, и умершие гнили в них, потому что не находилось храбрецов, рискующих вынести и похоронить их...

Казалось, хуже уже и быть не может... но в этот момент чумой заболел император.

Юстиниан почти совсем утратил и популярность, и авторитет. Народ не мог простить ему жёсткую политику, подавление Никейского восстания и последовавшие за этим репрессии. Налоги, необходимые для содержания армий в Африке, Италии и Персии, невыносимым грузом легли почти на всех. Однако он был римским императором и в глазах простых людей — наместником Христа и защитником страны от сил зла и варваров, которые представляли собой постоянную и страшную угрозу Римскому миру.

Но если император заболел чумой — значит, Бог отвернулся от римлян? И если это случилось с Юстинианом, облечённым высшей властью и богатством человеком, — разве была надежда у всех остальных?

Если бы у молитвы был запах... то молитвы во здравие Юстиниана пахли бы вонью разлагающихся трупов, отравившей в те дни Золотой Рог.

Юстиниан лежал на смертном одре; все ждали его смерти и того, что Феодора примет на себя бразды правления Римским миром. Тяжкая болезнь мужа смогла отвлечь безутешную женщину от скорби по умершей любовнице, однако теперь она, неискушённая в государственных делах и высокой политике, оказывалась во главе Империи, простиравшейся от Атлантики до Евфрата, от Альп до Эфиопии. Повелительницей сотен миллионов — по крайней мере, до мора — людей...

«Прокопий Кесарийский, летописец, — Аникию Юлиану, сенатору. Привет тебе!

Многоуважаемый “Катон”, друг и соратник по Либертас, хотя я и не получал от тебя известий с тех пор, как Равенна пала пред Велизарием — что было лишь первым этапом Готской войны, — я всё же позволяю себе надеяться и верить: а) что ты в безопасности и добром здравии и б) что я, возможно, вскоре снова услышу о тебе в качестве главы Либертас — теперь, когда Тотила сметает всё на своём пути.

Полагая, что так и будет, я сообщу тебе о том, что в силах комментировать: о тех событиях, которые произошли с того момента, как мы переписывались в последний раз. Вероятно, многое из того, что я тебе сообщу, ты уже слышал, но опускать в рассказе я ничего не стану, чтобы избежать ненужных лакун.

К несчастью, Юстиниан не умер (его смерть от чумы сделала бы существование Либертас никчёмным!). Однако в течение того месяца, что он был болен, Феодора, благослови её Господь, невольно придала нашему движению мощный импульс. Каким образом? Выхолостив Велизария, единственного человека, который мог бы остановить Тотилу! Чума дошла и до Персии, Хосро приостановил боевые действия с Римом, и у Велизария отпала необходимость находиться на Восточном фронте. Но по порядку.

Поскольку чума убивала почти всех — по некоторым оценкам, в Константинополе умерла треть населения, 300 тысяч человек, — все решили, что Юстиниан умрёт. Здравый смысл не покинул лишь Велизария, и он заранее озаботился мерами, которые надлежало бы принять в случае кончины императора. Слабо веря — и правильно делая, — что Феодора сможет сделать разумный выбор относительно преемника, Велизарий сразу дал понять, что новый император должен получить одобрение армии и его, Велизария, лично. В противном случае может начаться гражданская война. Разумеется, Феодора — эта глупая сука, умеющая смотреть на происходящее исключительно с личной точки зрения, — усмотрела в этом оскорбление и принялась отбирать у Велизария всё нажитое; затем разогнала всех его приближённых и доверенных лиц, а его самого едва не бросила в тюрьму (как поступила с бедолагой Бузесом, заместителем Велизария).

Даже выжив после чумы, Юстиниан был слишком слаб и нуждался в восстановлении, а потому сделал Феодору регентшей. Велизарий был жив и здоров, но в опале, а император не осмелился перечить Феодоре и потому отправил в Италию Максимина — разбираться с Тотилой. Для нас это стало подарком, хотя для Юстиниана — катастрофой. Максимин, этот нерешительный слюнтяй, позволял Тотиле всё сильнее сжимать кольцо вокруг себя; Тотила взял Неаполь, заполучив морской порт и базу, имеющую огромное стратегическое значение для всей Италии. К этому времени Юстиниан достаточно оправился, чтобы вернуть бразды правления в свои руки. Собрав остатки мужества, он всё же возразил Феодоре — к большому её огорчению — и восстановил Велизария в должности. Затем отозвал несчастного Максимина и отправил Велизария (и твоего покорного слугу в довесок к нему) в Равенну, чтобы попытаться исправить ситуацию в Италии.