Жорж Блон - Великий час океанов. Том 2

– Капитан, – предложил Селкерк, – нужно сделать там остановку и исправить повреждение.

– Нет, – отвечал Страдлинг. – Нам необходим хорошо оборудованный порт.

– Мы не доберемся до него. Надо идти к островам Хуан-Фернандес.

– Ни в коем случае!

Оба стали горячиться, и под конец боцман назвал Страдлинга чертовым капитаном и сказал, что он, Селкерк, чувствовал бы себя на любом островке в гораздо большей безопасности, чем на судне под таким ужасным командованием, как «Пять портов». Страдлинг поймал его на слове и высадил на остров.

Оказавшись один на берегу, Селкерк пожалел о своем упрямстве и сделал баркасу знак вернуться, но старшина получил строгий приказ и не хотел замечать сигналов. Вскоре корабль поднял паруса и скрылся из виду. В списке экипажа против имени Селкерка капитан Страдлинг сделал пометку: «пропал без вести».

Для того чтобы выжить, Селкерку не пришлось, подобно Робинзону, вылавливать обломки кораблекрушения. Вместе с его постелью баркас доставил на остров хорошее кремневое ружье, фунт пороху и достаточное количество патронов. В его матросском сундуке была одежда, кремневая зажигалка, табак, топорик, тесак, чайник и Библия. Корабельный кок добавил к этому еще продовольствия на несколько дней. Одним словом, там было все необходимое, чтобы просуществовать какое-то время в ожидании корабля. Но острова Хуан-Фернандес лежат в стороне от обычных морских путей, так что Селкерку пришлось прождать своих спасителей четыре с половиной года.

На острове Селкерк сразу же обнаружил любопытные следы: сложенные кучками камни, кусочек ржавого железа, согнутый в форме крючка. Он внимательно осмотрел остров: ни души. Человек, оставивший по себе память на острове, покинул его двадцать лет назад. Это был индеец из племени москито, прибывший туда с английскими флибустьерами и «забытый» ими при поспешном отплытии. В 1684 году его снял с острова знаменитый английский флибустьер Дэмпир.

По словам Селкерка, одиночество его отнюдь не угнетало. Больше всего он страдал от обилия крыс. По ночам они грызли на нем одежду и даже кусали за пальцы ног. К счастью, с испанских и английских кораблей на остров перекочевали не только крысы. Кошки тоже оказались на берегу и тоже сильно расплодились. Со временем Селкерку удалось приручить несколько кошек, и тем самым проблема с крысами была решена.

Добывание же пищи не было для него проблемой. Еще до того как иссяк запас пороха и пуль, у него появилось стадо коз с козлятами. Козы водились на острове в диком состоянии, и Селкерк, ранив нескольких животных в ноги, выходил их затем и создал таким образом свое хромоногое стадо. Теперь он мог по мере надобности забивать намеченное животное, обходясь без огнестрельного оружия. Козлята, появившиеся на свет от покалеченных родителей, были нежно привязаны к своему хозяину, они ходили за ним, лизали ему руки и ноги, а когда подросли, стали давать молоко, которое он разделял со своими кошками.

У Селкерка уже не хватало духу убивать таких доверчивых животных. Он мог свободно обходиться без мяса, так как повсюду в изобилии росла репа и капустная пальма, а огромные раки, черепахи и съедобные моллюски водились в таком количестве, что только успевай собирать. Но вся одежда Селкерка превратилась в лохмотья, и только козьи шкуры могли заменить ему рубашку, брюки и одеяло. Только шкуры можно было натянуть над примитивной хижиной, чтобы иметь надежную защиту от ливней и от лучей слишком жаркого солнца. И вот Селкерк стал усиленно тренироваться. Вскоре он уже мог прыгать, как козленок, и на ходу убивать старых диких козлов. Хорошо наточенный тесак довершал остальное.

Рыба вызывала у него крапивную лихорадку. Он попробовал однажды изжарить похожие на дораду рыбешки в пламени душистого костра из поленьев перечного дерева. Огонь он высекал трением двух чурок одна о другую между коленями (кремневая зажигалка давно уже вышла из строя). Но завтрак не пошел ему впрок. В дальнейшем он оставлял рыбу только для кошек.

Здоровая жизнь на свежем воздухе, нежирная пища без капли алкоголя, постоянный физический труд развили мускулатуру молодого моряка, и он превратился в настоящего атлета. Одиночество оживило в Селкерке набожность, каждый день он произносил вслух молитвы, распевал псалмы, читал Библию, предавался размышлениям, вырезая на коре деревьев пришедшие ему на ум глубокие мысли.

Два раза к острову приставали испанские суда, привлеченные дымом костра или просто намереваясь взять там пресной воды. Верный шотландец не хотел иметь никакого дела с врагами своей родины, к тому же очень недоброжелательными. Однажды они стреляли в него, но он сумел скрыться и провел всю ночь на дереве, под которым расположились испанские моряки.

Как-то раз он преследовал дикую козу и, не заметив за кустарником глубокой лощины, куда прыгнуло животное, полетел вниз и целых три дня пролежал без сознания (время ему удалось потом определить по величине лунного полумесяца). Селкерк упал прямо на мертвую козу, это ослабило удар и спасло ему жизнь. Предстояло еще выбраться из лощины и больше километра ползти до хижины. А там, в окружении своих ласковых кошек, облизанный козами, молоко которых он сосал прямо из вымени, Селкерк дней через десять совсем поправился, а вскоре стал еще сильнее и проворнее, чем прежде.

Его не тревожило быстрое течение дней, счет которым он вел с большой аккуратностью, делая каждое утро зарубку на стволе дерева. В общем Селкерк был вполне счастлив на своем пустынном острове. Вернувшись в Англию, он мог признаться журналисту Стилу: «Никогда я еще не чувствовал себя таким добрым христианином, как на Хуан-Фернандес». Он даже сожалел, что вернулся в общество людей. «Несмотря на все удовольствия, оно не может вернуть мне покоя моего одиночества».

В завершение истории «настоящего Робинзона Крузо» следует добавить, что через несколько месяцев после первой беседы тот же Стил, встретив Александра Селкерка на улице, едва узнал его: «настолько повседневное общение с жителями этого города стерло с его облика все следы одиночества и совершенно изменило выражение лица». Стил очень удивился и в то же время порадовался благополучию этого хорошо одетого человека. В ответ он услышал полные печали слова:

– Теперь у меня капитал в восемьсот фунтов стерлингов, но никогда больше не буду я так счастлив, как в те дни, когда не имел ни гроша.

Говорил ли Александр Селкерк искренне? Даниелю Дефо во всяком случае хотелось этому верить, и он вкладывает в уста своего Робинзона аналогичную фразу:

«Теперь наконец я ясно ощущал, насколько моя теперешняя жизнь, со всеми ее страданиями и невзгодами, счастливее той позорной, исполненной греха, омерзительной жизни, какую я вел прежде». Увы, не каждый из тех, кто, подобно Робинзону, оказался на острове в Тихом океане, мог произнести такие слова. Судьба их бывала порой жестокой и трагичной.