Владимир Положенцев - Белая Бестия

— Бекасов же ранен.

— Рана оказалась не тяжелой, вовремя остановили кровь, ротмистр в не опасности. «Красная Ривьера» якобы совершит нападение на грасовскую тюрьму и отобьет Бекасова. Но для красивой инсценировки потребуются деньги, Николай Николаевич. Иначе французы на неё не согласятся.

— Не спрашиваю сколько, но предполагаю немало. — Юденич изобразил еще более печальное лицо, нежели у него было обычно. — Но ради избавления от красных террористов, думаю, наш военный Союз еще может выделить некоторое количество средств. Надеюсь, на этот раз вы не оплошаете. Поберегите и свои добрые имена, и моё. Я вас больше не задерживаю, господа, держите меня в курсе событий. И надеюсь только на хорошие известия.

— Вы будете гордиться нами, — сказал поручик Луневский.

— Ну-ну, — недоверчиво покачал головой генерал Юденич. — Дай то бог.

Полковник Васнецов смял в руке измученную папиросу, положил ее в хрустальную пепельницу и, с высоко поднятой головой, вышел из кабинета.

Утро на южном берегу Антиба выдалось туманным. До слепого рассвета Анна сидела в одной из часовен церкви Богоматери Гаруп. Она знала, где служки на ночь прятали запасной ключ. Однако, чем прозрачнее становился с восходом солнца туман, тем неспокойнее ей было. Скоро придут люди, и нужно будет уходить, но куда? Где спрятаться? Белоглазова была уверенна, что нужно «нырнуть в тень», пока не прояснится сценарий с покушением на нее. Петя, это же был Петя Бекасов, злодей, который пришел ее добивать! Он стал агентом ОГПУ? Во что угодно, но в это Анна поверить не могла. Да, они расстались пять лет назад очень нехорошо.

Сбежав от махновцев, Белоглазова велела идти ротмистру Бекасову на ближайшую станцию и передать в Ставку информацию о времени и месте прорыва Революционной повстанческой армии Украины. Как выяснилось позже, она фактически подставила Бекасова, ведь Махно начал наступление совсем в другом месте, под Уманью. Как он, кстати, и обещал. Сама же она вместе с влюбленным в нее махновцем Костей Талым поехала «откапывать сокровища Махно» в село Гавриловку, что на берегу Днепра. Об этом Бекасов не знал и наверняка решил, что Анна просто решила дезертировать. Костя же был от нее без ума, поэтому спокойно «променял Анну на Батьку». По дороге он признался, что сначала честно участвовал в спектакле, придуманном женой Галей — женой Нестора Ивановича. Но затем «по самые уши», влюбился в Анну. В глазастую бестию, как он ее называл. На ее вопрос — когда Махно заменяли провинциальные актеры, а где им был он сам, Костя ответил, что тоже путался в его образах. Словом, от четкого ответа уклонился.

Под Большой Александровкой наткнулись на разъезд марковцев. Белоглазовой не было смысла открываться своим кто она, пока награбленное махновцами золото не окажется в её руках. О том, где оно находится, Талый ей рассказал, но он мог и обмануть. А поэтому Костю следовало беречь, в том числе и от своих. Анна тогда еще не решила, как поступит с Талым, когда найдутся сокровища. Возможно, просто пристрелит. Хоть он ее и любит, но находиться с ним рядом, было крайне неприятно. Золото же, если оно все же существует, будет очень кстати Добровольческой армии, которая испытывает большую нужду практически во всем — и в продовольствии, и в обмундировании, и оружии. Союзники без денег почти ничего не дают, только обещания и заверения в поддержке в борьбе с большевиками. Кроме того, она рассчитывала, что золото смягчит гнев полковника Васнецова из-за невыполненного задания — «нейтрализовать Нестора Махно». Да, батьку не удалось ликвидировать, но зато она узнала про награбленные ценности и где они спрятаны.

Однако всё пошло наперекосяк. Марковцы, во всяком случае, по форме — черные гимнастерки с белым кантом и черные же фуражки с белой тульей, даже не удосужившись узнать кто в тачанке, начали издали палить из винтовок и револьверов.

Одна из пуль отщипнула большую занозу от борта повозки, которая впилась в щеку Анны. «Гони!» — крикнула она Косте. Но тот был не робкого десятка, участвовал во многих потасовках. Спокойно выдернул занозу из щеки Бестии, сунул ей в руки вожжи, а сам сел за пулемет, быстро вставил в него ленту. «Это ты гони, глазастая, а я уж пощекочу господам нервы». Она хотела его остановить, но другая пуля задела одну из лошадей. Четверка каурых лошадей сразу рванула с места, понесла, куда глаза глядят. Анна упала на дно повозки, ударившись головой о бортик. На какое-то время потеряла сознание, а придя в себя, увидела, что Талый без остановки лупит из пулемета. Гильзы разлетались медным горохом, часть ссыпалась внутрь тачанки, обжигали Анне ноги. К ужасу ее, трое марковцев упали с коней, под четвертым подломилась лошадь. Остальные, начали отставать, всё еще паля им вслед. Это конец, — подумала Белоглазова. Внешность у нее приметная, наверняка кто-то из марковцев сможет ее узнать. Получается, ее руки теперь тоже в крови белых, она ничуть не лучше этого Кости Талого. Что с ним теперь делать? А что делать ей теперь самой?

Она вынула из кармана Браунинг, которым собиралась застрелить Махно, направила его на затылок Кости. Однако заметила, что он слишком низко держит голову, а в следующую секунду опустил ее на горячий, дымящийся кожух пулемета. Анна дернула Талого за плечо и он как тюфяк повалился на бок. В его френче почти в центре груди было рваное отверстие, из которого шел синий дымок. Он улыбался — широко, по-детски. В глазах не было ни грусти, ни испуга. «Дом твой на Антибе далеко от моря?» — вполне ровным голосом спросил он. «Не очень, — ответила Анна, удивленная столь странным в этот момент вопросом. — Вниз от часовни Святого Бернардина, недалеко от Плас Гинмер». «Забирай золото в Гавриловке и езжай на свой Антиб, поставишь свечку за меня в часовне. Я ведь католик. Беги отсюда, здесь уже ничего хорошего не будет, проклятая земля. Мы ее сами прокляли, своими грехами. Не возвращайся к своим добровольцам. Они — прошлое, а нужно двигаться только вперед, в этом смысл жизни».

Анна была потрясена словами Талого — надо же, как ясно и разумно излагает. Его слова сопровождались свистом вырывающего воздуха из груди. Талый попытался заткнуть эту дыру пальцем. «Твои приятели — марковцы тебя сейчас чуть не убили, но смерть с ними ты все равно найдешь. А тебе нужно жить, рожать детей. Без меня, к сожалению». Рука его вдруг задрожала. По всему телу пробежали судороги. Голос стал не таким твердым: «Беги, беги, голубоглазая, пока не поздно. А прорыв будет…».

Талый не договорил, вдруг закричал от боли, по его щекам потекли слезы. «Мне не страшно умирать, — совсем тихо сказал он, — мне страшно представить, что теперь целую вечность, я буду без тебя».