Владимир Положенцев - Белая Бестия

— Да, понятнее. А когда же уляжется?

Вопрос Анну сбил с толку. То ли Дюпон употребил «уляжется» в переносном, скабрезном смысле, то ли теперь в прямом. Надоел этот трактирщик со своим липким приставанием. Но ничего не поделаешь, приходится терпеть.

— Месье Дюпон, вы поможете?

— Называйте меня просто Жюль. Конечно, помогу. У моей кузины, кажется, троюродной, я уж запутался в родственных связях на маленьком Антибе, вам будет спокойно и уютно. У неё год назад умер супруг. Перепил красного молодого вина Мерло, не выдержало сердце. Хотя Амели всем говорит, что он смертельно простудился на рыбалке. Но я-то знаю, что толстый сапожник Бранкар никогда сетей в руках не держал и его дырявая лодка, лет пять валялась на берегу. Молодое красное вино очень опасно для сердца, в больших количествах.

Он опять сжал руку Анны.

— Вот и поберегите свое сердце, Жюль. Хотя, я скорее не красное вино, а белое.

— Да белое, игристое, бьющее и в голову, и в сердце. Вы ангельская бестия.

— Бестией меня называли. Белой. Ангельской пока нет.

— У меня есть еще много любезных слов для вас, дорогая моя бестия. Но… Идемте, время терять нельзя.

Наконец-то он понял, что время дорого, — подумала Белоглазова и все же сделала трактирщику приятное — нежно поцеловала его в щечку.

Всю дорогу до собора непорочного зачатия Богородицы, рядом с которым жила кузина, месье Жюль держался за щеку, к которой своими коралловыми губками прикоснулась Анна. Он словно боялся, что поцелуй, в виде маленькой, райской птички, сорвется и улетит навсегда.

К дому Амели Дюпон привел свою спутницу с торца, где двухэтажное жилище с большой плоской крышей было отделено от дороги невысоким каменным забором. За ним находился небольшой фруктовый сад из абрикосовых и апельсиновых деревьев, а также нескольких овощных гряд. Часть баклажан, помидоров, перцев была собрана, другая покрывала коричневую землю изумрудной, свежей листвой.

Жюль перегнулся через ржавую железную калитку, отодвинул сзади нее задвижку. Прошли по благоухающему утренней свежестью саду к дому, трактирщик постучал в дверь. Никто не откликнулся. Тогда он рванул её на себя. Она оказалось не запертой. На правах родственника смело вошел внутрь.

— Что-то странно, — сказал почему-то шепотом Жюль. — В этот час кузена давно на ногах. А тут даже гряды еще сухие. — Амели!

В ответ тишина. Жюль быстрым шагом обошел две небольшие комнаты внизу, заглянул на кухоньку. Затем начал подниматься по скрипучей лестнице наверх. За ним шла Анна. На втором этаже у двери в одну из комнат стояла метла с крепкой ручкой. Дюпон взял ее как ружье, толкнул ногой первую дверь. Пусто. Вторую дверь он уже почти выбил плечом, ворвался внутрь с палкой наперевес.

Анна, задержавшаяся в коридоре — рассматривала картину на стене, почти такие же приносили прихожане в часовню Гаруп. Не исключено что среди них были и работы бывшего мужа Амели. За спиной Жюля, ворвавшегося в комнату, раздался дикий крик. Она подбежала к нему.

На широкой супружеской кровати с ангелочками по краям, сидела пышная, мягкая как французский сыр Бри с кремовым оттенком, дама. Она прикрывалась розовым в рюшечках одеялом и смотрела на Жюля глазами, полными ужаса. Рядом с ней, кто-то лежал полностью покрытый одеялом.

Однако ужас из черносливовых зрачков дамы тут же пропал. Она всплеснула руками, выпустив концы одеяла. Ее обнаженная, персиковая грудь была достойна кисти художника. Дюпон из вежливости слегка отвернулся, игриво закрыв пальцами глаза.

— Зачем ты вламываешься в мою спальню, Жюль, как русский медведь в берлогу? — строго спросила кузена, не думая прикрываться. — Чего тебе понадобилось в такую рань?

— Рань? — усмехнулся Дюпон. — Обычно ты в это время уже тащишь тележку с овощами на рынок. — Видно, тебе сегодня не до этого, извини.

— Мой муженек уже целый год шастает по райским садам, а мне что теперь киснуть, как молоко на жаре? Да, я завела себе любовника. И что?

Амели хлопнула белоснежной рукой по кому-то, покрытому одеялом. Этот «кто-то» даже не пошевелился и не издал ни звука.

— Да, мы напоили любовью свои, ссохшиеся без любви и ласки души.

Она опять хлопнула рукой по горке рядом с собой:

— К тому же, я спасла человека от преследования красных бандитов.

— Как, и ты спасла? — выкатил на этот раз глаза Дюпон. — Что творится! Лазурный берег превратился в любимое место коминтерновских террористов.

Что-то предчувствуя, Белоглазова сделала шаг вперед.

— А это кто еще с тобой, ты кого привел, Жюль? — спросила Амели, наконец подтянув на себя одеяло.

— Еще одну жертву большевиков, Амели. Ты спасла одну душу, спаси и другую. У тебя это хорошо получается.

— Ее тоже хотят убить агенты Москвы? Куда только смотрит наше правительство.

Эй, гляди, тут твой товарищ по несчастью.

С этими словами Амели сдернула одеяло с «горки».

Анна отстранила Дюпона, вошла в комнату, уставилась на совершенно голого мужчину, который схватил подушку и прикрыл себя ниже пояса.

Это был Май Луневский.

— Здравствуйте, поручик, — ухмыльнулась Анна, сузив по-кошачьи глаза.

— Добрый день, госпожа Белоглазова.

И Жюль и Амели раскрыли рты.

— Вы знакомы? — наконец спросил Дюпон.

— Она тоже русская! — схватилась за голову мадам Бранкар. — Здесь просто филиал России. И что же, вас всех пытаются убить?

Луневский, прикрываясь подушкой, подошел к плетеному креслу, взял с него свою одежду, обернулся на Анну:

— Может, позволите мне все же одеться? А вы, Амели, будьте так любезны, приготовьте яичницу и подайте на завтрак вашего замечательного сыра Реблошон.

— Вот как, уже почти приказывает, — расплылась в довольной улыбке Амели. — Русские все такие, еще в сто лет назад командовали нами: бистро, бистро. Только дай вам волю. Ха-ха.

Завтракали все вместе на веранде. Амели быстро накрыла стол, сварила изумительный тунисский кофе. Нарезала сыра, которого просил Луневский, и еще добавила к нему оранжевого Мимолета, вяленых помидоров в кислом соусе, соленых оливок.

Месье Жюль от второй чашки кофе отказался. Сказал, что ему нужно бежать, открывать свое бистро. А то дочка возьмет инициативу в свои руки и натворит по молодости несусветных дел. Мадам Бранкар тоже за столом не задержалась.

— Если не появлюсь в течении получаса на рынке, моё удобное место у ветлы займет пройдоха Леру. — Амели поцеловала в губы Луневского, подскочила на упругих толстеньких ножках и побежала в сад.

— Одобряю ваш выбор, поручик, — ухмыльнулась Анна и впервые за утро взглянула Майю в глаза.

— Спасибо, — процедил сквозь зубы Луневский. — Вы, как я вижу, вполне здоровы.

— Вашими стараниями и стараниями ротмистра Бекасова. Вы, вероятно, читали о моих приключениях в госпитале.