Анна Пастернак - Любовь принцессы

Знакомясь с достопримечательностями дома, с анфиладами его гостиных и спален, полотнами выдающихся живописцев и старинными украшениями, он оценил естественность Дианы — как, выросши среди всего этого, непринужденно и счастливо чувствовала она себя в тесной кухоньке его матери, болтая и попивая кофе. Он видел, что она не имеет вкуса к аристократической помпезности и церемонности, скорее можно было сказать, что она тоскует по семейному уюту. И в то же время Диана была настоящей аристократкой. Ей было важно в людях какие они, а не кто они; в ней не было ни на грамм пустого снобизма.

Джеймса поразило обилие прекрасных цветов в доме. Великолепные конструкции из белых лилий и листвы возвышались над головами гостей, которые становились все шумнее и веселее под действием неиссякающих потоков шампанского. Джеймс тоже выпил изрядно, позволив себе расслабиться и забыть на время об осторожности.

Уже глубоко за полночь Диана взяла его за руку и повлекла за собой. Запыхавшиеся и разгоряченные после танцев вышли они в сад. Ночная прохлада остудила их, а сумеречный свет придавал таинственный смысл происходящему. Диана повела Джеймса за угол дома под нежно раскачивающимися ветвями деревьев в садовый павильон. Они медленно шли по мокрой траве, вдыхая ее свежесть, и, миновав живую изгородь, вышли к бассейну. Диана подняла стеклянную дверь павильона, и они уместились вдвоем на старом, выцветшем от солнца шезлонге, глядя в тишину ночи и на могильный покой воды.

И тут как-то само собой они заговорили о своей любви. Между ласками и поцелуями они шептали друг другу, какой это был чудесный вечер, как они гордятся друг другом, как им хорошо и радостно вдвоем. Джеймс говорил Диане, как важно для него было увидеть ее дом. Теперь он лучше представляет себе ее детство, может легко вообразить себе, как она гуляла по этому огромному парку, как сидела у этих высоких окон и мечтала о том времени, когда станет взрослой и свободной. Он крепко обнял ее, страсть разжигала их ласки, и она жарко зашептала ему на ухо. Сейчас. Сюда никто не придет. Никто нас не увидит. И то, что никто из стольких людей, находящихся совсем рядом, не догадывается об их уединении и близости, придавало особую остроту их свиданию.

Когда они вновь присоединились к гостям, которые направлялись в столовую, то сразу ощутили ароматы завтрака, накрытого в Сандерландском зале. Этот зал с камином, перевезенным из прежнего лондонского дома Спенсеров, и светлым, расшитым розами ковром часто использовался для торжественных трапез. Диана смеялась, глядя, как Джеймс наваливает на свою тарелку кеджери, сосиски и яйца. Сидя рядом с ним за одним из круглых столиков, которыми был уставлен зал, она испытывала безмерную гордость за него. Они обменивались лукавыми взглядами, и никогда еще их тайна не казалась им такой многозначительной и драгоценной.

Вернувшаяся к Диане уверенность в себе и своих силах подверглась суровому испытанию, когда она решилась присутствовать на праздновании сорокалетия младшей сестры Камиллы Паркер-Боулз — Аннабел. Аннабел и ее муж, архитектор-реставратор сельских усадеб и антиквар Саймон Эллиот, были постоянными участниками хайгроувской компании принца Чарльза. Поскольку принц Чарльз и Диана вели практически совершенно независимую, раздельную жизнь, ему или Камилле и в голову не могло прийти, что принцесса захочет появиться в их обществе.

Однако Диана, уже прекрасно понимая, что раны ее никогда окончательно не затянутся, все еще надеялась вырвать занозу, причиняющую ей такие страдания. Она поделилась с Джеймсом своим решением пойти на прием. Она сказала, что больше не позволит хайгроувской компании унижать ее и что, если она не увидит Камиллу Паркер-Боулз, если не взглянет ей прямо и твердо в глаза, она никогда не избавится от зловредного влияния этой женщины на свою жизнь.

Джеймс, как всегда, поддерживал ее. Хотя он избегал резких столкновений, не желая видеть грубых и дурных проявлений человеческого характера, но он благословил ее на этот шаг. Иди, говорил он, и держи голову выше. Будь в себе уверена. И никогда не забывай, как ты привлекательна и любима.

И вот, ко всеобщему изумлению, на изысканном балу, который давала в Лондоне леди Аннабел Голдсмит, появилась принцесса Уэльская вместе со своим супругом. Бал, устроенный в старинном, восемнадцатого века, доме леди Аннабел на Хэм-Коммон, неподалеку от Ричмонд-парка, при большом стечении элегантной публики, был великолепен.

Едва лишь к Диане стало возвращаться чувство собственного достоинства, как из стороннего наблюдателя, не решающегося выйти на сцену, она превратилась в действующее лицо. Она чувствовала себя таким же полноправным участником вечера, как и всякий другой гость, и даже более. И это был ее вечер, ее час, о котором она так долго мечтала, который не раз проигрывала в своем воображении.

Конечно, она слишком утомлена, чтобы мстить, и уже оставила надежду восстановить свой брак. Она знала, что навсегда потеряла своего супруга, и теперь уже испытывала к нему только презрение за то, что он сгубил ее молодость и осквернил чистоту. Он ей больше не нужен. Она хочет, чтобы он ушел из ее жизни. Конечно, она отдавала себе отчет в том, что их всегда будут связывать дети, но больше не испытывала к нему влечения. Она отчаянно ненавидела его за то, что он истерзал и сломил ее.

Теперь, утратив желание бороться за своего мужа, ей уже нечего было опасаться. Улучив удобный момент, она решительно направилась к Камилле, чтобы высказать ей все, что думает о ней. Найдя Камиллу наверху беседующей с гостями, она с удивительным самообладанием и хладнокровием отвела ее в сторону и выложила все начистоту.

Диана сказала Камилле, что знает о ее отношениях с Чарльзом, о том, что в ее отсутствие Камилла чувствует себя хозяйкой в Хайгроуве и как это Диане отвратительно, что она осведомлена обо всех их задушевных телефонных разговорах и постоянных свиданиях.

И в те мгновения, когда Диана изливала свою боль, гнетущую ее долгие годы, и смятение, надломившее ее дух, к ней возвращались силы. Она знала, что положение не исправить, но не в этом суть. Ей теперь не нужен больше ее супруг. Главное, что она высказала Камилле все, с полной откровенностью, без истерики и неприличных воплей, а просто как сухое изложение голых фактов. Она говорила то, что думала. И теперь уже обстоятельства не возьмут верх над нею. Она стала хозяйкой положения. Власть Камиллы кончилась.

Диана позвонила Джеймсу рано утром на следующий день и пересказала события минувшего вечера подробно, шаг за шагом. Она испытывала такое ощущение, словно тяжкий груз спал с ее плеч и теперь можно вздохнуть полной грудью. И отношения Чарльза и Камиллы не представляются ей больше такими уж зловещими. Словно, высказав Камилле свои претензии и дав выход самым затаенным чувствам, она стала отчетливей понимать, что произошло. Это вовсе не означает, что она способна простить, но она может теперь не придавать этому большого значения и сосредоточиться на своей жизни. Все, что ее теперь интересует, — это ее новообретенное счастье, ее жизнь с Джеймсом. Ну почему, почему, она не сказала всего этого Камилле раньше? Ведь тогда все могло сложиться иначе.