Морис Дрюон - Александр Македонский, или Роман о боге

– Смотрите, македоняне, смотрите как следует! Вот человек, который хочет повести вас за собой в Азию, а сам не может перейти от стола к столу, не упав при этом.

Он вышел из зала и направился прямо к матери. Той же ночью в сопровождении нескольких верных людей они отправились в Эпир.

Гор спросил свою мать, богиню Исиду, о происхождении душ царей, и вот что она ему ответила: «Мир поделен на четыре сферы, в каждой из которых установлена высшая непогрешимая власть. Этими сферами являются небо, эфир, воздух и земля.

На небесах живут боги, которыми, как и всеми остальными существами, управляет первотворец мира, у которого нет имени и облик которого невозможно себе представить. Создатель является царем богов.

В эфире находятся светила, которыми управляет самое большое и самое яркое из них – Солнце. Солнце является царем светил.

Воздух – это среда, где перемещаются души, которыми управляет Луна. Луна является царицей душ.

На земле обитают люди и животные, которыми правит тот, кто в определенное время родился царем, ибо боги порождают царей, которые достойны быть их наместниками на земле. В сущности, царь – это последний среди богов, но первый среди людей. Ему далеко до божественной сути, но по сравнению с людьми он обладает большим отличием, делающим его похожим на богов. Вложенная в него душа происходит из более высокой сферы, чем та, в которой обитают души остальных людей».

С незапамятных времен этому учат всех египетских царей. Когда Александр спросил свою мать о происхождении царских душ, она рассказала ему то же самое.

Олимпиада вернулась в Эпир, город своего детства. Здесь ждали ее громоздкий дворец предков, святилище Амона в Додоне, где посвященные внимают пророчествам, принесенным порывами ветра, от шелестящих листвой многовековых дубов.

Двадцать лет пролетело с тех пор, как она покинула эту дубовую рощу, отправившись навстречу обещанной ей высокой судьбе. Эта женщина понимала, что лучшая пора ее жизни уже миновала. Месяцы, проведенные на Самофракии, оставили самый яркий след в памяти Олимпиады, и двадцать лет она жила лишь воспоминаниями о них, сожалея о давно утраченном. Почему она не осталась жрицей кабиров? Разочарованная, униженная, брошенная мужем с первых дней их неудавшейся супружеской жизни, она находила утешение лишь в погружении в мистический экстаз. У Олимпиады осталась единственная радость – смотреть, как растет и мужает ее сын, отмеченный божественной печатью. И вот теперь, когда молодость прошла, ей, отвергнутой, лишенной прав супруги и царицы, пришлось вернуться в начало начал. Ее сына также постигла участь изгнанника. Ей казалось, что его навсегда лишили обещанного кудесниками владения миром. Неужели Амон отказался покровительствовать своему сыну? Неужели ошиблись прорицатели? Не стала ли она жертвой неправедных замыслов? Олимпиада начала сомневаться в истинности того, чему ее учили, в богах, которые отвернулись от нее. В порывах ноябрьского ветра, раскачивающих кроны дубов, ей слышались лишь отголоски своего несчастья.

Сохранив присутствие духа, несмотря на обрушившиеся невзгоды, она не была бездеятельной и удрученной. В сердце Олимпиады глубоко укоренилась жажда мести, она думала об интригах, убийствах и даже о войне.

Для Александра тоже наступили тяжелые дни. Публично брошенное ему обвинение «незаконнорожденный» ставило перед ним множество преград. Отныне его права всегда будут оспаривать. В эти дни он все чаще вспоминал уроки Леонида, который не уставал повторять, что в жизни следует рассчитывать только на самого себя и владеть царевич будет только тем, что сам завоюет. Чтобы стать властелином, нужно доказать свое превосходство в силе и разуме. Александр подолгу расспрашивал Олимпиаду, по-новому и с подозрением глядя на мать. Она никогда от него не скрывала, что его отец – бог, и воспитывала его как сына Зевса-Амона. Но кто же был его земным отцом? Царевич более не довольствовался объяснениями, полученными в детстве, и требовал других ответов. Олимпиаде было трудно их найти, так как она сама до конца не понимала смысла происшедшего на Самофракии. К тому же, как жрица, она дала обет молчания – не раскрывать познанные ею священные таинства – и боялась нарушить клятву. У нее не хватало мужества рассказать сыну всю правду о своем прошлом – это было для нее, матери, особенно тягостно.

Двусмысленные ответы матери еще более усилили сомнения Александра. Но поскольку он мог быть сыном Филиппа, интересы дела обязывали его принимать это предположение за официальную и публичную истину. Право на трон ему было уготовлено свыше, указано самими богами.

Мать и сын пытались увещевать царя Эпира, приходившегося Олимпиаде братом, постоять за поруганную семейную честь, но Александр Эпирский, будучи правителем спокойным, рассудительным, которому претили военные авантюры, не мог осмелиться выступить со своим слабым войском против сильного македонского родственника. Он не двинулся ни на шаг из своей столицы, ограничившись тем, что отправил к Филиппу посла, дабы заявить, что считает себя в высшей степени оскорбленным и выражает свой протест.

Тогда Александр, которому надоело благодушие своего дядюшки, отправился в Линкестиду, к вождю племени по имени Плеврий, который был в ссоре с Филиппом и отказывался платить дань Македонии. Александра в пути сопровождали несколько молодых людей его возраста, решившихся разделить с царевичем все тяготы ссылки. Он никогда потом не забудет их верности. Среди них были Неарх, Гарпал и Птолемей. Птолемей, который с большей вероятностью был сыном Филиппа, чем Александр, без колебаний встал на сторону изгоя. Обоих объединяла таинственность, окружавшая обстоятельства их появления на свет.

Жители Линкестиды оказали мятежному царевичу теплый прием. Свирепые горцы, питавшие ненависть к Филиппу, не простили ему убийства Евридики. Они помнили о гибели семи тысяч собратьев во время первого нашествия Филиппа – тогда каждая семья потеряла одного или нескольких человек.

Филипп, прослышав об опасности, грозившей ему со стороны Линкестиды, отправился туда вместе с Атталом во главе небольшого легковооруженного войска. Он полагал, что одного его появления будет достаточно для того, чтобы навести в этом районе порядок. Но, попав неожиданно в засаду, он чудом избежал гибели и обязан был своим спасением только преданности одного из молодых телохранителей, прикрывшего своим телом царя от града стрел. Перед смертью израненный герой в качестве награды взял с Аттала обещание отомстить за него Павсанию, оскорбившему его грязными намеками на характер его отношений с царем.