Алан Савадж - Повелительница львов

В связи с помолвкой мне преподнесли сотни подарков, но самым среди них любимым, возможно, потому, что этот подарок оказался совершенно неожиданным и необычным, был львёнок, посланный мне самим герцогом Бургундским. Уж не знаю, сделано ли это было с каким-нибудь хитроумным намёком, но так как мой характер был ещё никому, включая и меня самое, неизвестен, полагаю, что герцог просто не захотел походить на других. Я обожала игривого маленького проказника, которого нарекла Альбионом, одним из прежних названий страны, которая должна была стать моей второй родиной.

Заботы перемежались двумя моими любимыми развлечениями. Я либо охотилась, либо, свернувшись клубочком, читала какую-нибудь хорошую книгу, чаще всего новеллы Боккаччо. Сто раз перечитывала я эти замечательные рассказы, где меня восхищало буквально каждое слово.

Я также старалась быть в курсе всего происходящего в мире и вокруг меня; как раз в то время не случалось ничего особенного, но ведь никогда нельзя знать наперёд, какую пикантную сплетню услышишь при нашем маленьком дворе.

Четыре года назад, например, один из знатнейших людей Франции, Жиль де Рэ, был посажен на кол и сожжён как колдун. Говорили, будто он заманивал маленьких детишек обоих полов к себе в замок, тешил свою плоть, а затем зверски убивал несчастных. Если судить по тем слухам, что доходили до наших ушей, повергая нас в изумление и трепет, он тешил свою плоть даже с мёртвыми, не зная никакой меры в своём стремлении к наслаждениям.

Представьте же себе мои чувства, когда я узнала об этих несчастных существах, мальчиках и девочках, возможно, моих сверстниках, которые попадали в мрачный замок де Рэ, где их безжалостно насиловали, а затем умерщвляли самыми ужасными способами. Естественно, я не могла не задумываться над своей будущей судьбой, ведь мне предстояло уехать из моей дорогой Франций в страну с отвратительным климатом, населённую свирепыми людьми, единственным развлечением которых, по моим сведениям, была война.

Какая же участь постигнет меня? Теперь, возвращаясь к прошлому, я должна сказать, что у меня были все основания хорошенько задуматься. Но всякий раз я вспоминала о благородном Суффолке, и на душе у меня становилось легче.

Лето близилось к концу, и я с нетерпением ожидала начала осенних дождей. Но по независящим от меня обстоятельствам мои девичьи мечты и замыслы не осуществились. В тот год выдалась погожая осень, и военные действия продолжались куда дольше обычного. Но если я была только раздосадована, то герцог де Мец впал в отчаяние: кое-как продержавшись летом, он мечтал поскорее отвести армию на зимние квартиры, пополнить запасы провианта и обзавестись новой амуницией, да и вообще приготовиться к продолжению войны в следующем году.

Дядя Шарли (или, что более вероятно, его военные советники, ибо сам он ничего не смыслил в воинском искусстве), сознавая, что город плохо защищён, решил воспользоваться хорошей погодой для продолжения боевых действий, впредь до полной победы.

Всё это, казалось, не должно было иметь ко мне отношения, но когда в декабре граф Суффолкский пересёк Ла-Манш и доехал до границы английских владений во Франции, вместо того чтобы направиться на юг, в Сомюр, где я ожидала его, или позвать меня в Тур, он прибыл в Нанси, где размещались штаб-квартира и двор дяди Шарли. Я надеялась, что и меня пригласят в Нанси, но никакого приглашения не последовало. Не оставалось ничего иного как торчать в опостылевшем Сомюре. А ведь я не сомневалась, что свадьба уже решённое дело, вряд ли обе стороны стали бы упорно торговаться из-за моего приданого или каких-либо преимуществ, которые мой брак мог принести одной из сторон.

Меня раздосадовало известие, что вместе с графом приехало множество красивых рыцарей и ещё более прекрасных дам, в честь которых устраиваются великолепные балы, пиршества и турниры. Но ещё больше то, что на этот раз граф прибыл не один, а с женой. Я тотчас же почувствовала неприязнь к этой счастливой женщине.

Рождественский праздник прошёл в Сомюре очень скучно.

Наконец в феврале последовало долгожданное предложение. Переговоры закончились; маман и я должны были присоединиться к папа, находившемуся в Нанси.

К этому времени зима уже полностью вступила в свои права, и поездка оказалась достаточно трудной. Но меня подбадривало радостное предвкушение грядущего счастья. Плоды созрели, наступила пора их сбора.

И мои ожидания оправдались. К концу месяца мы прибыли в Нанси, где нас ожидало приятное известие о взятии Меца. По этому случаю были устроены весёлые празднества, которые послужили лишь прелюдией к другому куда более радостному празднику, свадебному.

Неделю спустя мой брак с Генрихом VI был торжественно скреплён епископом Луи де Эранкуром в кафедральном соборе в Нанси. На церемонии присутствовало множество знатных особ.

Вместе с другими братьями прибыл и мой старший брат Жан, которого титуловали герцогом Калабрийским. Хотя он никогда не был в южной Италии, но титул этот принадлежал ему по праву, как старшему сыну и наследнику Неаполитанского короля, точно так же, как наследника английского престола называют принцем Уэльским, и не важно, что в действительности папа никогда не восседал на неаполитанском троне.

Я всегда преклонялась перед Жаном, убеждённая, что не могу и рассчитывать на столь высокое, как у него, положение. Но всего за один год всё резко переменилось. Я стала самой важной представительницей нашей семьи и встретила великолепного мужчину, равного которому мне ещё не доводилось видеть.

Маркиз Суффолкский, удостоенный этого высокого титула в награду за удачно выполненное поручение, и я не имели времени, чтобы увидеться перед церемонией, лишь издали обменялись взглядами. В кафедральном соборе, однако, он взял меня за руку, действуя как доверенное лицо моего мужа, которого я так и не видела. Я думаю, мы оба дрожали, когда он надел на мой палец обручальное кольцо, а по окончании службы, склонив голову, запечатлел поцелуй на моей щеке. Но, вероятно, он так же, как и я, прилагал все усилия, чтобы изгнать меня из своего сердца, и поэтому мы держались отчуждённо.

Однако с началом недели развлечений — турниров, пиршеств и балов — мы уже не могли сторониться друг друга. Перед каждым поединком английская королева должна была привязывать шарф к копью своего «мужа» и вместе с ним открывать все балы. Поэтому мы сближались день ото дня. Я улыбалась маркизу, протягивающему мне копьё, в страхе сплетала пальцы, когда он, пришпорив коня, мчался на своего противника и, трепеща, льнула к нему в танцевальном зале.

Надобно напомнить, что события эти происходили в начале марта. Трудно представить себе более холодное и слякотное время года, а потому совершенно не подходящее для рыцарских турниров. Даже маркиз несколько раз падал, когда его конь скользил на влажной почве ристалища, и всё же Суффолк неизменно оказывался победителем.