Алан Савадж - Османец

Усиленный надзор за дочерью не прибавил популярности Хоквуду. Он также очень беспокоился о сыновьях, особенно об Энтони. Вильям радовал его, он был настоящим Хоквудом — обученным солдатом и канониром. Похоже, Вильям станет рассудительным и основательным человеком. Он не болел ни за «зелёных», ни за «голубых» и не испытывал к ипподрому, как и его отец, любви.

Надо надеяться, что Энтони тоже встанет на правильный путь. Возможно, девятнадцать лет — слишком юный возраст, чтобы выносить окончательное суждение, впрочем, как шестнадцать лет — слишком рано, чтобы отрывать мальчика от корней и увозить так далеко от дома. На ипподроме Энтони был так же возбуждён, как и Кэтрин, и громко кричал, когда лошади вышли на последний поворот. Он всё время посматривал на императорскую ложу, улыбкой и взмахом руки приветствуя дочь Нотараса — Анну.

Самая серьёзная причина для беспокойства Хоквуда заключалась в том, что Кэтрин и Энтони завязали дружбу с сыновьями и дочерью великого дуки.

По сути дела, Хоквуды занимали странное положение в обществе. Хотя бы в отношении религии. Мэри наотрез отказалась освещать храм Святой Софии и запретила это делать своим детям. По воскресеньям Хоквуды отправлялись в Галату в генуэзскую церковь. Император благоволил им, но они не были знатного происхождения, а византийские аристократы считались самыми надменными в мире. Всё же Джон Хоквуд прибыл сюда как главный канонир, император поставил его во главе византийской артиллерии, присвоил ему знание генерала. Благодаря своей должности Джон попал в высший свет. Сын Нотараса, Василий, стремился стать канониром, и вполне естественный оказалось то, что юноша познакомился с молодыми Хоквудами и поддался обаянию рыжеволосой красавицы Кэтрин.

Молодой человек, что тоже было естественно, представил девушку своим сводному брату и младшей сестре; Энтони, как сопровождающий, был рядом. Джон Хоквуд не был уверен, какие чувства испытывала Анна Нотарас к его рыжеволосому сыну, но то, что Энтони был влюблён, становилось видно с первого взгляда. Они были очень молоды, и Джон не хотел думать о реакции великого дуки, если бы отношения между его сыном и Анной стали более серьёзными — Анну Нотарас безусловно должны просватать за какого-нибудь византийского вельможу. Но больше всех Хоквуда беспокоила Кэтрин, которая совершенно очевидно была увлечена Василием Нотарасом. Василий был внебрачным сыном великого дуки, но Хоквуд не допускал и мысли, что ему будет позволено жениться на дочери чужестранца и вероотступника. Семья Нотарасов не нуждалась в милости императора. Джон поделился с Кэтрин своими опасениями, но ответом ему был высокомерный взгляд. Теперь ему оставалось только молиться, что его дочь не покинет здравый смысл и что она будет вести себя достойно.

Обрывы были с обеих сторон выбранной им тропинки, но в Англии хватало своих трудностей. А в Константинополе его семья была окружена роскошью, какой они не знали прежде, его годовой доход как генерала, командующего артиллерией, во много раз превышал ту сумму, которую он заработал за всю свою жизнь. Рубашка и камзол честного английского йомена давно были выброшены за ненадобностью, туника из чёрной с золотом парчи, которую он носил теперь, была такой длинной, что чуть не подметала улицу.

Мэри тоже очень изменилась. Здесь она стала носить принятую у местных одежду, её пояс и чепец были расшиты драгоценными камнями. Но изменился не только её внешний вид. Робкая, несчастная женщина, ступившая на землю Константинополя, превратилась в уверенную даму, жену процветающего человека. Конечно, Мэри прекрасно понимала, что Хоквудов как католиков здесь не Очень любят, но она успокаивала себя тем, что её дом полон прекрасных вещей, а муж её — друг императора. Мэри понимала, что её дети могут попасть в неприятные ситуации, но она верила, что они выйдут из них с честью. Её уверенность помогала ей, она никогда не думала, что муж сможет достичь такого высокого положения.

Даже самый обыкновенный византиец мог наслаждаться роскошью, не доступной английскому лорду. Джон с ужасом вспоминал, какие усилия требовались дома, чтобы наполнить единственную бадью, в которой все члены семьи мылись по очереди. В Константинополе из кранов текла вода, а в домах знати была и холодная и горячая вода, которая поступала из огромных хранилищ, находившихся за чертой города.

Вспоминая вкус жилистого, похожего на подмётку английского мяса, Джон сравнивал его с молодой византийской бараниной, приправленной специями, о которых раньше он мог Только слышать. А разве можно сравнить резкий английский эль и мягкие белые и красные вина, которые подаются здесь к каждому блюду... А дождливая весна и холодная зима в Англии много проигрывали по сравнению с бесконечным византийским летом... Когда с Чёрного моря налетал северный ветер и все местные тряслись от холода, Джону очень хотелось предложить им поблагодарить Бога за то, что они не знают, что такое норд-ост, приходящий в январе с Северного моря в Суффолк.

Но, что более важно, скромное положение Хоквуда в Англии не шло ни в какое сравнение с тем высоким положением, которое он занял в Константинополе. Он беседовал с императором, наверное, каждую неделю. Человека, правящего только городом, многие не сочли бы за важную персону, но Константин XI был потомком римских императоров. Он достойно нёс эту ношу и чаще грустно, чем улыбаясь, взирал на происходящее вокруг. Император не допускал и тени сомнения в том, что город выдержит натиск османцев и что он лично будет руководить его обороной.

Задача была действительно грандиозной. Однажды император объявил Хоквуду, что народ Константинополя потерял воинственный настрой, который был присущ его предкам. Дело не в том, что они трусливы, предположил Джон, просто они не могли представить себе, что кто-нибудь способен положить конец их безоблачному существованию. Константинополь однажды был захвачен, но с тех пор прошло два с половиной века. Рассказы о насильниках и грабежах до сих пор будоражили воображение людей, но все помнили, что ненавистные франки ворвались в город из-за предательства и что они не атаковали стен города.

Таким образом, в настоящее время менее пяти тысяч человек из населения в несколько сотен тысяч были готовы к вооружённому сопротивлению. Для защиты стен такой протяжённости это совсем немного. Константин потерял надежду на помощь Запада. Ему постоянно обещали прислать добровольцев, но только несколько человек последовали примеру Джона Хоквуда.

Оборонять город должны были эти пять тысяч человек, а также пушки. Бронза для пушек была отлита по меньшей мере двадцать лет назад, и Хоквуд сомневался, что он выдержит длительную стрельбу. Ему не разрешали проводить пробные выстрелы, поскольку грохот выстрелов раздражал жителей, а император беспокоился за сохранность стен, которые могли обвалиться от вибрации. Хоквуду разрешили переместить пушки на позиции, которые он считал наиболее важными. Солдаты при этом ворчали, недовольные тем, что их заставляют двигать такую тяжесть. Великий дука Нотарас презрительно наблюдал за всем происходящим, считая все меры по защите Константинополя бесполезными из-за огромной силы османцев. По его мнению, Константинополь мог спасти договор с неверными и выплата им дани.