Алан Савадж - Османец

В этот раз часа утренней молитвы не ждали. Когда загремели барабаны и завыли трубы, было ещё темно. Турецкий лагерь оживал, слышались крики людей.

Дождь перестал, но всё ещё по мокрой земле башибузуки двинулись вперёд на ворота Святого Романа.

Их встретил решительный огонь. Мужества прежних атак уже не было — слишком много людей погибло. Вскоре башибузуки собрались отступать, но были возвращены в бой старшинами, объезжавшими ряды сражающихся. В руках у них были железные жезлы и витые плётки.

Предупреждаемые таким образом, башибузуки возвращались в сражение. Через некоторое время Мехмед дал им знак к отступлению и послал в атаку анатолийских рекрутов.

Наблюдая со своих позиций на севере, где стену ещё не штурмовали, Саган-паша и Хоук-паша видели, как анатолийцы карабкаются через внешнее кольцо защитных сооружений, чтобы Добраться до периболы — пространства между внешней и внутренней стенами.

— Ты был прав, Хоук-паша, — сказал Саган-паша. — Византийцы теряют силы.

Но вскоре анатолийцы были отбиты отчаянным сопротивлением генуэзцев, защищавших эту часть стены. Однако Энтони заметил, что всё больше и больше людей уходят от Хуlо Porta на защиту ворот Святого Романа.

Мехмед также наблюдал за этим. Снова забили барабаны.

Анатолийцы отступили, и теперь янычары с воинственными криками рванулись вперёд.

— Настало время, — заревел Энтони.

Он спешился, встал во главе янычар Саган-паши и ринулся вперёд. Размахивая своим жезлом, Энтони шёл напролом в окружении криков, летящего свинца и блеска стали.

Защитные сооружения у Xylo Porta были ослаблены. Вскоре к ним приставили лестницы, и натиск на внешнюю стену начался. Взобравшись на стену по лестнице позади двух янычар, Энтони был удивлён, не встретив никакого сопротивления. Защитники отступили к внутренней, более высокой стене, откуда обстреливали нападавших.

— Вперёд! — закричал Энтони и спрыгнул в периболу. За ним последовали люди, тащившие за собой лестницы.

Всё это время византийцы продолжали обстреливать их из луков, забрасывали камнями и поливали кипящим маслом. Энтони приказывал вновь приставить лестницы. В этот момент один из янычар схватил его за плечо и указал куда-то.

Энтони с трудом мог поверить своим глазам. Калитка в стене была открыта.

Указывая направление жезлом, Энтони побежал туда, воины последовали за ним. Они ворвались в калитку и оказались на улице города. Толпа людей в ужасе уставилась на них. В основном это были женщины и дети, передающие еду и боеприпасы солдатам на стенах.

— К воротам Святого Романа! — крикнул Энтони. — Мы возьмём их с тыла.

Около пятидесяти человек ворвались через калитку вместе с ним в город. Но даже такому малочисленному отряду было по силам произвести решающие действия.

Византийцы бросились вниз по ступенькам закрыть калитку, кем-то безответственно оставленную открытой.

Внезапно Энтони передумал. Вместо того чтобы пытаться проложить себе путь через заполненные улицы к воротам Святого Романа, он направил отряд по этой же лестнице на стену и захватил ближайшую башню. Её защищала горстка византийцев, и те вскоре разбежались.

Над ними в утреннем небе реял византийский флаг. Мгновенно его сорвали и водрузили свой зелёный флаг. Послышались приветственные крики турок и вопли отчаяния византийцев.

Вооружённые люди поднимались на стену, пытаясь штурмовать башню. Плечо к плечу со своими янычарами Энтони отбил их один раз, другой. Кровь обагрила его меч, голос охрип от приказов. Сражение продолжалось...

Потом вдоль стены пронёсся шёпот: «Джустиниани ранен, Джустиниани покинул линию обороны». Византийцы колебались, оглядываясь назад. Энтони знал, что теперь время действовать, но он и его люди были изнурены. Их осталось только тридцать.

Затем пронёсся другой слух: «Император мёртв. Константина больше нет».

Внезапно византийцы развернулись и помчались к обманчивой безопасности внутреннего города.

Константинополь пал.

Кэтрин Нотарас подняла голову. Городской шум изменился. Крики гнева и вызова сменили крики страха, вопли дурных предчувствий. Неужели случилось то, что казалось невозможным?

Каждый уходящий день дарил надежды на то, что город будет удержан и что вскоре прибудет помощь. В тот день, когда её отец был разорван на части своим собственным чудовищем, появилась надежда на спасение. С тех пор все атаки турок отбивались, все были уверены, что нападение будет отражаться и впредь.

Все уповали на то, что генуэзский флот всё-таки придёт на помощь...

Когда три дня назад стало очевидно, что турки готовятся к ещё более отчаянному штурму, столица была наполнена духом спокойной решимости. Император созвал верующих в церковь, чтобы сообщить о своей уверенности в прекрасном будущем города.

Собор был набит до отказа, огромная толпа собралась и перед ним. Казалось, что жители Константинополя, отбросив на время свои высокомерные разногласия и забыв о личных распрях, верят в то, что их город выстоит по воле Бога, и объединяются в едином решении бороться за своё право на жизнь.

Прошлой ночью, перед тем как заснуть, Кэтрин была настроена весьма оптимистично. Уже не имело значения, что положение в городе было тяжёлым, что трупы валялись на улице, а ломоть хлеба стало невозможно достать...

Благодаря огромным водохранилищам вода в Константинополе была в достатке. Если турки решились бы ещё на один штурм, люди Византия отразили бы его. В этом они были уверены.

Лёжа в своей комнате, Кэтрин накрылась подушкой, пытаясь заглушить грохот боя. Она ждала того момента, когда кто-нибудь придёт и скажет ей, что турки вновь отбиты и отступают.

Но теперь...

Кэтрин встала с кровати, наскоро оделась и посмотрела на мужа, стоящего в дверях. Оружие Василия Нотараса было в крови, он потерял шлем; волосы, его были всклочены. Он молча смотрел на жену.

— Василий, — прошептала Кэтрин. — Что случилось?

— Мы проиграли.

— Проиграли? — Её голос стал на октаву выше. — Как это возможно?

Плечи Василия опустились, он тихо сказал:

— Джустиниани ранен, его люди настояли, чтобы перенести его в безопасное место. Император молил его остаться на позиции, потому что даже раненый он мог быть полезен. В этот момент несколько турок ворвались в город через открытую калитку. Их было всего ничего, но они захватили башню и повесили там турецкий флаг. Император, увидев это, спрыгнул со стены в самую гущу янычар и сражался с ними до тех пор, пока не был сбит с ног. Я видел, как всё это случилось...

Кэтрин слушала. Щемящему чувству страха не дал разрастись в ней какой-то новый звук, донёсшийся с улицы. Это гремела победная песня ликования. Она увидела, что сжимает руками грудь, и почувствовала сильную боль.