Марк Твен - Жанна д'Арк

Подробности жизни Жанны д'Арк составляют биографию исключительную в сравнении с другими мировыми биографиями в одном отношении: это единственная история человеческой жизни, дошедшая до нас из-под присяги, единственная, дошедшая до нас со свидетельской скамьи. Официальные отчеты о Великом процессе 1431 года и о Процессе реабилитации, который состоялся четверть века спустя, хранятся до настоящего времени в Национальном архиве Франции, и они с замечательной полнотой подтверждают факты из ее жизни. Ни одна история жизни, протекавшей в столь отдаленную эпоху, не изложена с такой достоверностью и убедительностью, как история Жанны д'Арк.

Сьер Луи де Конт в своих «Личных воспоминаниях» верен фактам официальной биографии Жанны д'Арк, и, по крайней мере, в этом его воспоминания безупречны и заслуживают доверия; но множество деталей, сообщаемых им, остаются на его совести.

ПЕРЕВОДЧИК.

Теперь год 1492. Мне восемьдесят два года. То, о чем я собираюсь вам рассказать, я сам пережил и видел собственными глазами в детстве и в юности.

Во всех рассказах, песнях и исторических трудах о Жанне д'Арк, которые вам и всему миру доводилось слушать, читать и изучать по книгам, напечатанным позднее более усовершенствованными способами, упоминается и обо мне, сьере Луи де Конте. Я был ее пажом и секретарем. Я был при ней от начала до конца.

Вырос я в одной деревне с нею. Я играл с ней каждый день, когда мы оба были еще детьми, точно так же, как и вы играете со своими сверстниками. Теперь, когда мы сознаем ее величие, когда ее шля гремит во всем мире, может показаться странным, что все, о чем я рассказываю, сущая правда; это похоже на тусклую, ничтожную свечку, рассуждающую о вечно сверкающем солнце: «Оно было моим сверстником и закадычным другом, когда мы оба были свечками».

Но все же это сущая правда, как я и сказал. Я был ее товарищем в играх, а на войне сражался рядом с нею. До сегодняшнего дня отчетливо и ярко сохранились в моей памяти ее прекрасный, светлый образ, ее изящная маленькая фигурка; вот она, с отброшенными назад волосами, в серебряной кольчуге, прильнула грудью к шее коня и мчится в атаку во главе французской армии, все дальше и дальше врезается в гущу боя и порою почти исчезает из вида, скрываясь за головами коней, за поднятыми мечами, за развевающимися на ветру перьями шлемов и за преграждающими путь щитами. Я был с нею до конца, и когда наступил тот черный день, который ляжет неизгладимым пятном на ее убийц в сутанах [5] … на ее убийц в сутанах — то есть французских мракобесов, представителей католической церкви, верных слуг иноземных захватчиков — англичан, по приказу которых был начат позорный процесс против национальной героини Франции, завершившийся 31 мая 1431 года публичным сожжением Жанны д'Арк на костре в Руане. , этих французских рабов Англии, и на Францию, оставшуюся безучастной и не предпринявшую ни малейшей попытки к ее освобождению, — моя рука была последней, которой Жанна д'Арк коснулась при жизни.

Проходили годы и десятилетия, и образ чудесной девушки, промелькнувшей метеором на военном горизонте Франции и исчезнувшей в дыму инквизиторского костра, отодвигался все дальше и дальше в прошлое и становился все более поразительным своей необычностью, священным, трогательным и прекрасным. И только теперь я полностью понял и осознал, кем была она, — благороднейшим существом, когда-либо жившим на свете после Сына божьего.

Я, сьер Луи де Конт, родился в Невшателе 6 января 1410 года, то есть как раз за два года до рождения Жанны д'Арк в Домреми. Моя семья бежала в эти отдаленные районы из-под Парижа в начале столетия. По своим политическим убеждениям мои родители были арманьяками-патриотами [6] Арманьяки-патриоты — представители влиятельной феодальной группировки в царствование французского короля Карла VI Безумного (1380–1422). Получили свое название от фамилии графов Арманьяков, возглавлявших эту клику в борьбе за власть с другой феодальной группировкой — бургундцами. Арманьяки, поддержавшие французского наследного принца Карла (будущего французского короля Карла VII (1403–1461), считали себя патриотами и именовались «французской партией»; бургундцы же, находившиеся в союзе с англичанами, признавали наследником французского престола английского короля Генриха V и назывались «английской партией». После победы англичан над французами при Азенкуре (октябрь 1415 г.) английский король Генрих V заключил союз с герцогом Бургундским и вскоре занял весь север Франции вместе с Парижем. : они горой стояли за своего французского короля, хотя он не отличался ни умом, ни способностями. Бургундская партия, поддерживавшая англичан, обобрала моих родителей до нитки. Она отняла у нас все, кроме дворянского титула моего отца; поэтому, поселившись в Невшателе, он жил в бедности, печальный и одинокий. Но зато политическая атмосфера, в которой он очутился, пришлась отцу по вкусу, а это много значило. Покинув край, населенный фуриями, безумцами, дьяволами, где кровопролитие было одним из видов времяпрепровождения и где ни один человек не чувствовал себя в безопасности ни на минуту, отец попал в сравнительно спокойный уголок. В Париже по ночам бушевала чернь; она грабила, жгла, убивала беспрепятственно и беспрерывно. Солнце всходило над разрушенными, дымящимися зданиями, над изуродованными трупами, которые валялись везде на улицах, раздетые донага ворами: они довершали грязное дело черни. Ни у кого не хватало смелости подбирать эти тела для погребения; трупы разлагались, и это грозило вспышкой чумы.

И чума вспыхнула. Эпидемия уносила людей; они гибли, как мухи; похороны совершались втайне, только по ночам. Публичные похороны не разрешались, так как народ, узнав о количестве жертв чумы, мог лишиться мужества и впасть в отчаяние. Наконец, настала невероятно суровая зима, не виданная во Франции за последние пятьсот лет. Голод, мор, убийства, стужа и снег — все это сразу обрушилось на Париж. Мертвецы грудами лежали на улицах, и волки среди бела дня появлялись в городе и пожирали их.

Ах, как низко пала Франция, как низко! Более трех четвертей века английские клыки вонзаются в ее тело, а ее армия, испытывая беспрерывные неудачи и поражения, так пала духом, что говорили, будто одного появления английских войск было достаточно, чтобы обратить ее в бегство.

Когда мне исполнилось пять лет, ужасное бедствие постигло Францию при Азенкуре. И хоть английский король уехал домой праздновать свою победу, он оставил страну поверженной и отданной в жертву рыщущим бандам «вольных дружинников» [7] Банды «вольных дружинников» — шайки так называемых «routiers» (франц.) — разбойников с большой дороги. В те времена феодальной вольницы, когда вооруженный разбой и грабеж считались во Франции делом вполне обычным, участники этих банд, состоявших из дезертиров и разоренных войною крестьян, снискали себе печальную славу первых бандитов и грабителей во всей Западной Европе. Дворяне-феодалы в Бургундии и в соседней с ней Лотарингии, которая входила в состав Германской империи, находились в состоянии непрерывных междоусобных войн друг с другом. В ходе этих войн они порой прибегали и к услугам банд «вольных братии» с больших дорог, которые безжалостно убивали, грабили, жгли, угоняли скот и вытаптывали посевы. , которые находились на службе у бургундской партии. Однажды ночью одна из этих банд совершила набег на Невшатель, и при свете пылающей крыши нашего дома я увидел, как гибнет все, что мне было дорого на свете; кроме старшего брата, вашего предка, оставшегося при дворе в Париже, вся наша семья до единого человека была беспощадно вырезана. Я слышал, как они молили о пощаде и как убийцы смеялись над их мольбами и просьбами. Меня разбойники не заметили, и я счастливо ускользнул от них. А когда эти варвары удалились, я выбрался из своего укрытия и проплакал всю ночь, глядя на пылающие дома. Я был один-одинешенек, разве только тела убитых и раненые составляли мне компанию; все, кому удалось уцелеть, бежали и спрятались.