Марк Твен - Жанна д'Арк [litres]

— У меня было два кольца. Их взяли у меня во время моего плена. Одно из них у вас. Это подарок моего брата. Возвратите его мне. Если же не хотите возвратить, тогда я прошу передать его Церкви.

У судей мелькнула мысль, что Жанна, быть может, носила эти кольца как орудие наваждения. Нельзя ли с их помощью причинить ей вред?

— Где другое кольцо?

— У бургундцев.

— Откуда ты его получила?

— Это подарок моих родителей.

— Опиши его.

— Оно простое, гладкое, и на нем вырезаны слова: «Иисус и Мария».

Каждый мог видеть, что подобное кольцо не могло служить орудием для колдовства. Таким образом, приходилось отказаться от этой придирки. Но все же один из судей спросил Жанну, не случалось ли ей исцелять больных прикосновением своего кольца. Она сказала, нет.

— Теперь перейдем к феям, которые водились близ Домреми, о чем свидетельствуют многие рассказы и предания. Говорят, что твоя крестная мать в одну летнюю ночь застала этих фей танцующими под деревом, которое называется l'Arbre Fee de Bourlemont. Может быть, твои мнимые Голоса и ангелы были просто эти феи?

— Есть ли это в вашем proces?

Этим ограничился ее ответ.

— Беседовала ты со святой Маргаритой и святой Катериной под этим деревом?

— Не знаю.

— Или у источника, близ дерева?

— Да, иногда.

— Какие обещания давали они тебе?

— Только те, которые позволил им Господь.

— Но какие именно?

— Этого нет в вашем proces; но я могу сказать вам: они обещали мне, что король будет владеть своим королевством, несмотря на усилия врагов.

— И что еще?

Настала пауза; потом Жанна ответила смиренно:

— Они обещали повести меня в рай.

Если человеческое лицо выражает мысли и чувства человека, то многие из присутствующих почувствовали тайный страх при мысли, что, может быть, здесь, перед их глазами, стараются затравить до смерти избранную слугу и посланницу Божию. Внимание усилилось. Движение и шепот прекратились. Тишина стала почти мучительной.

Заметили ли вы, что почти с самого начала заседаний содержание вопросов, предлагаемых Жанне, показывало, что спрашивавший в большинстве случаев уже знал все то, о чем он спрашивал? Заметили ли вы, что вообще все допрашивавшие знали заранее, о каких тайнах и каким способом допытываться у Жанны? Что им была уже известна вся ее жизнь, все ее прошлое — о чем Жанна и не подозревала — и что теперь они только старались завлечь ее в ловушку, так, чтобы она сама призналась во всем?

Помните ли вы Луазлера, этого лицемера и предателя, это орудие Кошона? Помните ли вы, что Жанна, уверенная в неприкосновенности тайны исповеди, чистосердечно и доверчиво рассказала ему обо всем, за исключением лишь немногого, касавшегося ее откровений, говорить о которых кому бы то ни было ей воспретили святые, и что этот неправедный судья, Кошон, спрятавшись, слышал всю ее исповедь?

Теперь вы поймете, каким образом инквизиторы сумели подобрать всю эту вереницу подробных, пытливых вопросов, которые поражают нас своей меткостью, находчивостью и проницательностью, пока мы не вспомним о комедии, разыгранной Луазлером и послужившей источником их всеведения. Ах, епископ Бовэ, ты уж много лет оплакиваешь в аду свое жестокое вероломство! Да, ты терзаешься и до сих пор, если только не помог тебе кто-нибудь. А в обители праведных есть только одна, которая согласилась бы стать твоим заступником, — Жанна д'Арк! И нечего надеяться, что она не облегчила уже твою судьбу.

Вернемся же к суду и к допросу.

— Давали они тебе еще какое-нибудь обещание?

— Да; но этого нет в вашем proces. Я не скажу вам об этом теперь, но не успеют миновать три месяца, и вы узнаете.

Судья, по-видимому, уже знал то, о чем спрашивал; это можно было заключить из его следующего вопроса:

— Говорили тебе твои Голоса, что ты будешь освобождена раньше, чем через три месяца?

Жанна часто выказывала удивление, когда замечала по вопросам судей, что они угадывают истину; так было и теперь. Между тем я нередко с ужасом чувствовал, что мой разум критически относится к действиям Голосов (противиться этому было не в моей власти) и говорит о них с неодобрением: «Они советуют ей отвечать смело, но она сделает это и без их советов; когда же необходимо дать ей какое-нибудь полезное указание, например, объяснить ей, какими хитрыми уловками сумели эти заговорщики узнать все ее тайны, тогда оказывается, что святые заняты другими делами и оставляют ее без всякой помощи». Я благочестив от природы; и когда такие мысли посещали меня, то я холодел от ужаса; и если в подобную минуту бушевала гроза и грохотал гром, то я чувствовал себя больным, и мне стоило больших усилий оставаться на месте и продолжать свою работу.

Жанна отвечала:

— Этого нет в вашем proces. Я не знаю, когда я буду освобождена, но некоторые из людей, желающих моей смерти, умрут раньше меня.

Эти слова привели в трепет некоторых из них.

— Говорили тебе твои Голоса, что ты будешь освобождена из тюрьмы?

Без сомнения, они говорили, и судья знал это раньше, чем спросил.

— Спросите меня опять через три месяца, и тогда я скажу вам.

Она произнесла это с таким счастливым видом, измученная узница! А я? А Ноэль Рэнгесон? Целый поток радости охватил нас с ног до головы! Мы думали только о том, чтобы усидеть на месте и удержаться от рокового проявления наших чувств.

Она должна была получить освобождение через три месяца. Вот что она хотела сказать; мы поняли это. Так сказали ей Голоса, и сказали правду, вплоть до назначенного дня — 30 мая. Но мы знаем теперь, что они милосердно скрыли от нее, как она будет освобождена, оставив ее в полном неведении насчет этого. Снова домой! Так мы поняли — Ноэль и я; это была наша постоянная мечта; теперь мы будем считать дни, часы, минуты. Они пролетят быстро; они скоро кончатся. Да, и мы увезем наше божество домой. Там, вдали от шума и блеска мирской суеты, мы снова заживем своей прежней, счастливой жизнью на свежем воздухе, под лучами яркого солнца, окруженные привычными стадами овец и дружелюбными людьми, которые будут нашими товарищами; перед нашими глазами будут снова цветущие поля, зеленые леса, сверкающие воды реки, и глубокий покой снизойдет к нам в душу. Да, это была наша мечта, мечта, которая помогала нам терпеливо ждать целых три месяца, пока наконец наступило обещанное освобождение, такое ужасное, что, если бы мы знали об этом заранее, мы умерли бы от ужаса и тоски, не дожив до рокового дня.

Но мы ждали, что освобождение произойдет иначе. Мы были уверены, что король почувствует раскаяние, что он составит план освободить Жанну с помощью ее старых соратников — д'Алансона, Бастарда и Ла Гира, и что это освобождение произойдет через три месяца. Поэтому мы решили быть наготове и принять в этом деле посильное участие.