Майкл Муркок - Карфаген смеется

– Может, вы сумеете ввести нас в курс дела, мистер Поулсон. Какова программа на сегодняшний вечер?

Он извинился за город и за все неудобства. Он знал, как сказала миссис Моган, что мы попали в «дурной переплет».

– Я сам не очень разобрался. Они будут ждать вас в оперном театре. В восемь часов, кажется.

– А какую рекламу мы получим, мистер Поулсон? – спросила миссис Моган.

– Я так полагаю, что это выступление только для, как бы сказать, местного отделения?

Бесси нахмурилась:

– Вы слышали, что творится в Атланте, мистер Поулсон?

– Только то, что контракт с мистером Кларком расторгнут. Его место занял новый человек. Судя по тому, что я слышал, неплохой парень. – Он откашлялся. – Вряд ли я смогу вам много рассказать. – Фредди встал, чтобы оплатить счет.

Глядя, как он вытаскивает бумажник из заднего кармана и неловко улыбается женщине у кассового аппарата, миссис Моган сказала:

– Он знает, что оказался не на своем месте. – Она задумчиво потягивала кофе, глядя через стекло на тихую улицу. Мимо нас проехали несколько экипажей и автомобилей, силуэты которых резко вырисовались в ярком свете. Меня бы не удивило, если б мы увидели стадо коров. – Я полагаю, что его отец – один из немногих клансменов в городе. Они рассчитывают только на поддержку из Рино. В таком случае почему они захотели устроить здесь наше выступление? – Она приняла решение. – Подожди и возвращайся в отель с Поулсоном. Скажи ему, что мне нужно кое-что купить.

– Где ты будешь?

– В «Вестерн Юнион», возможно. Или в «Уэллс фарго». В общем, что-нибудь найду. – Она собиралась разослать еще несколько телеграмм.

К полудню беседа с мистером Поулсоном начала меня утомлять. Мы сидели в пустом гостиничном баре, потягивая кока-колу и сарсапарель. Я рассуждал об авиации, кораблестроении, инженерном деле. А он мог говорить только о рогатом скоте и горной промышленности, да и то не слишком много. Миссис Моган по возвращении показалась мне более оживленной; она снова стала собой. Ко мне вернулась былая уверенность. Бесси предложила: если у нас есть свободное время, почему бы не встретиться с прессой. Мистер Поулсон покраснел, услышав это.

– С Билли Стрэкером, который собирался написать статью для «Информанта»? Ну, ему пришлось уехать из города по другому делу.

Мы пошли в кино. Фильмы показывали в том же оперном театре, в котором я должен был выступать той ночью. Меня удивило, что нет никаких афиш, а потом я вспомнил, что выступление, кажется, предназначалось только для членов общества. На фасаде оперного театра кирпичная кладка причудливо сочеталась с резьбой по дереву, внутри красовались псевдогреческие украшения из штукатурки. Все карнизы когда-то были покрыты позолотой. Теперь золото облезло. Мы посмотрели эпизод «Алой маски», кинохронику, короткую комедию с Фэрбенксом, нелепую сексуальную мелодраму с Глорией Свенсон под названием «Мужское и женское» и два приключенческих фильма с Бронко Билли, которые показались практически одинаковыми. Я подумал, что на сеанс собрался весь город; было не продохнуть. При этом фильмы превосходили все, что можно увидеть в кинотеатрах сегодня. Тройные сеансы в «Эссольдо» напротив моего магазина – просто хлам. Монстры заняли место людей.

Когда мы возвратились в гранд-отель «Филадельфию», уже стемнело. Миссис Моган казалась очень нежной и романтичной после киносеанса, но как только я облачился в свой обычный смокинг, снова стала практичной. Бесси пристально меня осмотрела, расчесала мне волосы и поправила галстук.

– Чем хуже толпа, тем лучше ты должен выглядеть, – сказала она.

Мы спустились и встретили возбужденного мистера Поулсона, который отвел нас в ресторан, находившийся в двух кварталах от гостиницы. Заведение именовалось «Счастливый индеец». Мы заказали гамбургеры.

– Очевидно, индеец оказался несчастным, – заметила миссис Моган, оставив свою порцию недоеденной. – Слушайте, – добавила она. – Я знаю, как туда добраться. Вы, мальчики, бегите вперед. А мне надо кое-что сделать…

Она посмотрела на дверь туалета, и Поулсон покраснел еще сильнее. Бесси протянула мне руку под столом. В пальцах она сжимала небольшой бумажный пакет. Я взял у нее кокаин, хотя не мог им воспользоваться. Я предположил, что у нее появился план, возможно, как-то связанный с недавно отправленными телеграммами, так что уверил Поулсона, что с миссис Моган все будет в порядке, и мы направились в оперный театр. На фасаде не горел ни один фонарь. Возможно, предстояла тайная встреча вроде той, которую я посетил на пароходе. Я надеялся, что по крайней мере узнаю о судьбе Эдди Кларка. Мы свернули в проулок, освещенный фонарем, висевшим над служебным входом. Здесь было мрачно и тихо и пахло крысами.

– Сказали, что нужно идти прямо на сцену. – Поулсон вспотел.

Кажется, мне стало его жаль.

Слепящие огни рампы озаряли сцену, в зале горел тусклый электрический свет. Серебристый киноэкран висел на прежнем месте, и моя тень падала на светлый прямоугольник, словно я оказался в немецком экспрессионистском фильме. Я почувствовал редкий приступ страха перед аудиторией. В животе у меня бурлило и ныло. Когда огни рампы внезапно погасли, я, сбитый с толку, посмотрел на ряды пустых кресел. В центральном проходе, разделявшем передние и задние ряды, я наконец разглядел дюжину молчаливых клансменов в капюшонах и балахонах. Они застыли со сложенными руками, суровые и мрачные. Мне вспомнился эпизод из «Рождения нации», когда предателя Гаса приговаривают к смерти.

– Я очень рад вас видеть, – сказал я. – Я уже подумал, что остался один!

– Мы все собрались, маленький еврей. – Низкий, глубокий голос звучал знакомо. – Вперед. Давай послушаем, как ты свистишь.

Только тогда я понял, что никакие они не клансмены.

Они отвезли меня в пустыню. Канюки устраивались на ночлег в То| тенбургене [253], и красная пыль забивала мне горло, делая речь неразборчивой. Одним из них точно был Бродманн. Я узнал его глаза – он ликовал, когда кнуты рассекали мой дорогой вечерний костюм. Я не верил, что она бросила меня им на растерзание. Откуда она знала? «Твоя любовница все правильно поняла. Тебе следовало сбежать с ней». Они преподали мне урок, заявил их предводитель, и мне следовало хорошенько это запомнить. Мне было плохо. Они оттащили меня в пустынное место, окруженное холмами, похожими на остатки разрушенных башен. Меня вырвало на песок. «Снимите с него штаны. Давайте его проверим». Конечно, это было единственное доказательство, которое им требовалось. Мой отец заплатит за каждый удар, за каждую рану и царапину. Луна и звезды были огромны и светили невероятно ярко. Я лежал один на скале посреди пустоты, а эти фальшивые клансмены били меня, и белые руки вздымались и опускались. Она была Иудой, не я. У женщин нет совести. Они всегда будут предавать мужчин. Меня оставили им на поживу, а она сбежала в поезде, следующем на север. Я поднял руку. Я хотел рассказать им правду. Кнут ударил меня по пальцам. Я видел, как кровь лилась из набухающих ран. Вот и все, что я видел, – blut [254]. Я знаю их адскую инквизицию. Я знаю их тайные уговоры. Они и сами не всегда понимают эти связи. Неужели они проникли в клан? Неужели Эванс – человек папы римского? С тех пор, с 1923 года, власть клана ослабела. Это, вероятно, был заговор. Пропаганда против Кларка стала ужасной. Nito tsu remen tsu reydn! Yidden samen a Folk vos serstert. A narrisch Folk. Sie hat nicht geantwortet. Ich habe das Buch gelesen und jene Leute sind verarmt. Wer Jude ist, bestimme Ich! [255]