Гэри Дженнингс - Наследник

Правда, на глазную повязку и красный наряд Матео распорядители поглядывали косо, тем паче что броские шелка не могли скрыть его повадок головореза. Полагаю, что, не прибудь он со мной, почётным гостем, они сочли бы своим долгом позвать капитана стражи и спросить, следует ли допускать в благородное собрание столь сомнительную персону.

Путь в бальную залу пролегал через холл с огромными зеркалами, в которых отражался не только свет бесчисленных канделябров и факелов, но и сверкающее шитьё мундиров выстроившейся вдоль стен почётной стражи.

В конце холла, за высокими дверьми, находилась огромная трёхъярусная бальная зала, в которой поместилось бы не одно жилище, сравнимое с тем, что я снимал в настоящее время. Как и холл перед ней, зала была ярко освещена множеством свечей и факелов.

Стены и потолок, канделябры, лепнина — всё вокруг сияло серебром и позолотой, и, признаюсь, в первое мгновение всё это великолепие ошеломило меня. Мне было не так-то просто сохранить маску высокомерного безразличия, подобающую идальго.

Несколько сот человек прогуливались по помещению, беседуя и потягивая напитки, и, когда я появился на вершине широкой мраморной лестницы, все взоры обратились ко мне. Я почувствовал, как сильно колотится сердце. Сам вице-король подошёл ко мне и с величественным жестом возгласил:

— Сеньоры, сеньориты и кабальеро, позвольте представить вам дона Карлоса Васкеса де Монтерея, героя Веракруса.

Толпа гостей расступилась по обеим сторонам зала, открыв посередине узкий проход. Грянул оркестр. Вице-король взял меня за руку и повёл вниз по ступеням. Мне пришлось шествовать на виду у всех, будучи в центре всеобщего внимания.

Хм, а ведь здесь было немало тех, кто мог бы узнать меня. Скажем, один из толстых купцов, которых я грабил на дороге в Ялапу, или епископ, у которого я вместе с его мулом и кошельком забрал и церковное облачение. А как насчёт дамы, с чьей лилейной шейки я сорвал жемчужное ожерелье?

Жизнь идёт кругами, и, внимая сейчас аплодисментам собравшихся, я испытывал жутковатое ощущение: на какой-то миг мне показалось, что жертвы всех моих злодеяний собрались на этом балу для того, чтобы разоблачить меня перед женщиной, которую я люблю.

Я напряжённо спускался по ступеням, с застывшей улыбкой на лице и сумбуром в мыслях. Из-за того что я вёл под руку дона Сильвестро, движение замедлялось ещё больше, а когда мой взгляд выхватил из толпы знакомую фигуру, я едва не споткнулся.

Изабелла!

Потом мой глаз уловил вспышку красного. Алый кабальеро, мой compadre, выскользнул из помещения.

Борясь с побуждением пуститься наутёк, я двинулся по проходу, улыбаясь и кивая людям по обе стороны и понимая, что всё это добром не кончится. Я это просто нутром чуял. Изабелла находилась в дальнем конце импровизированного прохода, но, когда я дойду до неё, сам ад вырвется наружу. Только такой авантюрист, как Матео, мог надеяться, будто без бороды ей меня не узнать. Это просто смешно. Мы встретимся с Изабеллой глазами, она удержит мой взгляд, прищурится, поднеся к лицу свой китайский веер, — в её взоре промелькнёт любопытство, потом узнавание и наконец ужас. И раздастся крик.

Даже мой друг Матео, видевший тысячу жарких схваток, с Изабеллой предпочитал не встречаться.

Елена, улыбаясь, стояла рядом с Луисом. Хотя лицо Луиса внешне было абсолютно бесстрастным, не требовалось быть волшебником, чтобы проникнуть в его мысли. Когда раздастся вопль Изабеллы и все гости бросятся на меня, он будет первым, кто обнажит кинжал.

Больше всего меня страшило не само разоблачение, а то, что оно произойдёт на глазах у Елены. Что она подумает, когда стражники поволокут её героя в тюрьму? В следующий раз она увидит мою голову выставленной над городскими воротами.

С инстинктивным побуждением бежать я кое-как справился, но вот колени мои предательски подгибались. Я подходил к Изабелле всё ближе, и мысли мои скакали галопом. Неужели вот так всё и кончится? Вместо того чтобы повергнуть Луиса и Рамона, я буду изобличён и арестован? И где, кстати, Рамон? Наверняка тоже среди присутствующих. Узнает ли он мальчишку-метиса, которого пытался убить целую жизнь назад? Поддержит ли Изабеллу в разоблачении моего обмана?

И тут вдруг раздался оглушительный женский визг.

Изабелла выскочила в проход, по которому шествовали я, дон Сильвестро и вице-король.

Я чуть не выпрыгнул из собственной шкуры, когда понял, что произошло.

На Изабелле полыхало платье!

В то время как все бросились сбивать огонь, я приметил поспешно скрывшуюся в толпе фигуру в красном и широко ухмыльнулся. Вообще-то это было не слишком вежливо по отношению к попавшей в затруднительное положение даме, но я ничего не мог с собой поделать.

Эй, amigos, а вы небось и вправду подумали, будто мой старый compadre не сумеет меня выручить?

К сожалению, пламя не поглотило саму Изабеллу, но она никак не могла остаться на балу в обгоревшем сзади платье и покинула дворец в состоянии, близком к истерике. По общему суждению, неприятность случилась из-за того, что она слишком близко подошла к напольному канделябру.

— Музыку! — приказал вице-король, обращаясь к распорядителю бала. — Пусть грянет оркестр и гости, танцуя, забудут про эту досадную неприятность!

Впрочем, его самого отбытие Изабеллы, похоже, ничуть не огорчило.

— Эту женщину вообще не стоило приглашать во дворец, — проворчал вице-король и, подавшись ко мне, доверительным шёпотом добавил: — Её бывший муж был marrano, выкрестом.

В качестве первой пары бал открыли Луис с Еленой, тогда как я, оставив дона Сильвестро с друзьями, отошёл в сторону и неприметно встал к стеночке. Дурацкая улыбка сошла с моего лица, я так перенервничал, что с трудом дышал, и лишь через некоторое время смог снова оглядеться в поисках знакомых лиц. Рамон пока мне на глаза не попадался.

Чтобы унять волнение, я выпил кубок вина. За ним другой. Потом третий. Скоро голова моя сделалась лёгкой, но на сердце всё равно лежал камень — Елена танцевала с Луисом. Она взглянула на меня, и я тоже в ответ улыбнулся, но право танцевать с ней присвоил себе Луис. Я посторонился, пропуская слугу, толкавшего тележку с закусками, при этом случайно задел плечом какого-то мужчину и извинился.

— Это мне следует просить прощения, — возразил он. — Подобно Агесилану из Колхиды, оседлавшему гиппогрифа ради спасения прекрасной Дианы, вы заслужили все здравицы, какие только Константинополь может возгласить в вашу честь.

Теперь этот человек показался мне знакомым, однако я никак не мог вспомнить, где же его видел. Или он мне кого-то напоминал? Так или иначе, было в его чертах, во взгляде нечто неуловимое, что тревожило мою память.