Игорь Градов - Охотники на «Тигров»

* * *Оперативная сводка Совинформбюро за 4 сентября 1942 года

Утреннее сообщение 4 сентября

В течение ночи на 4 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником северо-западнее и юго-западнее Сталинграда, а также в районе северо-западнее Новороссийска. На других фронтах существенных изменений не произошло.

Вечернее сообщение 4 сентября

…Нашими кораблями в Балтийском море потоплено 4 транспорта противника общим водоизмещением в 37 тысяч тонн и 2 немецких миноносца.

За 3 сентября частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено 10 немецких танков и бронемашин, 50 автомашин с войсками и грузами, 20 повозок с боеприпасами, подавлен огонь 10 батарей полевой и зенитной артиллерии, разбит железнодорожный эшелон, рассеяно и частью уничтожено до роты пехоты противника.

* * *Из дневника начальника Генштаба ОКХ Франца Гальдера:

«3 сентября 1942 года, 439-й день войны. Обстановка на фронте. Успехи под Новороссийском, на Тереке и под Сталинградом. В остальном без перемен. Атаки противника на фронте 9-й и 18-й армий отражены…»

«4 сентября 1942 года, 440-й день войны. Потери с 22.6. 1941 года по 31.8. 1942 года: ранено – 1 189 928 человек, из них 33 590 офицеров; убито – 326 791 человек, из них 12 072 офицера; пропало без вести – 72 363 человека, из них 1033 офицера. Всего 1 589 082 человека, из них 46 701 офицер.

Обстановка на фронте. Успехи на Тамани. Новороссийск и Терек – тоже. Успешное продвижение в Сталинграде. Упорные оборонительные бои на фронте 2-й и 3-й танковых и 9-й армий. Менее отрадное положение на участке прорыва у 26-го армейского корпуса. 24-я дивизия также вынуждена была перейти к обороне…

На докладе у фюрера. Доклад Вёлера о борьбе с партизанами. Возможности для наступления на фронте 9-й и 3-й танковой армий с целью очистки захваченного района от противника».

Матвей Прохоров еще раз осмотрел лощину и понял: здесь пройти не удастся. Ну никак! Впереди – пустошь, справа, на холмах – немецкие пулеметы. Все насквозь простреливается, проскользнуть незаметно не выйдет. Ждать до темноты? Но гитлеровцы могут начать прочесывание окрестностей – им, скорее всего, уже сообщили, что где-то здесь прячется советская разведгруппа. И тогда придется все-таки отступать на болото. А этого очень не хочется…

Матвей посмотрел на карту: а что если взять правее, на 1-й эстонский поселок и Тортолово? Конечно, это длиннее и опаснее, через два передних края, немецкий и наш, рискуя быть подстреленным как гитлеровцами, так и своими… Но, с другой стороны, места знакомые, и, если повезет, выйдут прямо в расположение родной дивизии, где их знают и немедленно доставят в штаб корпуса. Без всяких лишних вопросов…

Поговорил с Федором Колядовым, тот одобрил: правильно, командир, лучше выходить сразу к своим. А то как бывает: возвращаешься из немецкого тыла, переходишь (точнее – переползаешь) через линию фронта, а тебя раз – и берут. Как пленного. Могут еще и навалять, чтобы не рыпался. Рассуждают же так: это немецкие разведчики, пробираются к нам, чтобы устроить диверсию. Или же выведать что-то важное… Документов же с собой – никаких, а форму можно любую нацепить. Ну, а что по-русски разговаривают и матом кроют, так это не доказательство: у гитлеровцев служат и из бывших…

Вот и ждешь, пока приедет дежурный из штаба корпуса и подтвердит твою личность. И сидишь все это время под дулом автомата, словно фашист какой-то. При этом смотрят на тебя с большим подозрением, а то и вовсе – злобно, будто на гада ка кого-то…

Трофим Мишкин прислушался к разговору и тихо сказал: «А давайте тогда лучше не через Тортолово, а через Мишкино. Это же моя родная деревня, мне там каждая кочка знакома, проскочим, никто не заметит». Прохоров кивнул: «Пожалуй, так будет лучше – даже быстрее получится». Колядов иронично хмыкнул: «Мишкин поведет нас через Мишкино…»

Трофим на это не обиделся, лишь пожал плечами:

– У нас в деревне – каждый второй Мишкин, а есть еще Соколовы и Стариковы. Все друг другу родня, близкая или дальняя, полтораста лет вместе живем, хлеб жуем – с самого основания деревни. Мне бабка рассказывала, когда маленький был: «У нас у всех один корень, все мы – от одного человека, от прапрадеда нашего, Ефима Мишкина. Он первый в эти края пришел, избу поставил, за ним и другие потянулись». До революции у нас в деревне всего десять дворов было, а теперь – тридцать, свой клуб есть, с библиотекой… Правда, сколько сейчас осталось – не знаю, больше года писем ни от кого не получаю. Кажется, и воюем мы рядом, рукой подать, а весточек – никаких. Даже не знаю, жив ли кто из моих…

Трофим тяжело вздохнул, Федор Колядов решил подбодрить его:

– Не тужи, парень, вот освободим мы твою деревню, и со всеми разом повидаешься. А после победы вернешься, будешь опять крестьянствовать…

– Я на агронома хотел выучиться, – признался Трофим, – думал, отслужу три года в армии, и меня в техникум по направлению возьмут. Образование-то у меня – всего четыре класса, маловато, конечно, для техникума, но если по направлению командования… Вот такая была мечта. Но непонятно теперь, когда сбудется, – эта война, похоже, еще не скоро закончится. Когда я еще домой вернусь!

– Ничего, закончится когда-нибудь, – уверенно произнес Матвей Прохоров, – тогда придешь с медалями, а то и с орденом домой, и тебя, как героя, сразу же в техникум направят. Будешь агрономом, важным у себя в Мишкино человеком…

– Хорошо бы, – кивнул Трофим, – а то мне часто снится, как по весне на поле выхожу, землю в руки беру, смотрю: не пора ли уже пахать, сеять… Тянет она меня к себе, земля-то!

– Ладно, – прервал его воспоминания Прохоров, – веди нас, Трофим, в свое Мишкино. Но осторожно, чтобы не засекли. Посмотрим, что там, в твоей деревне, делается, и через линию фронта – к нашим.

* * *

По лесу далеко обогнули Синявино, пробрались по старым мосткам через речку Мойку (благо, неширокая, почти ручей), пошли по редкому, чуть заболоченному лесу в сторону Мишкино. Потом опять начались торфяники. Ноги уходили по щиколотку в землю, идти было тяжело. Трофим забирал все правее – к своей деревне.

И чем ближе к ней подходили, тем громче и отчетливей становилась артиллерийская канонада. «Наши бьют!» – уверенно сказал Федор Колядов. Матвей Прохоров прислушался и кивнул: да, верно, пушки-полкровушки. Значит, где-то у Мишкино идет бой, наши, похоже, готовятся к атаке.

Пушки били по немцам сильно, густо: глухие разрывы сотрясали землю, заставляя дрожать не только тонкие осинки и березки, но и старые, толстые ели. А над головами в стону передовой то и дело проносились самолеты с черными крестами – двухмоторные «Ju-88».