Александр Лавров - Ренегат

Брак Муцухито с Гарукой остался бездетным, но император имеет право взять себе столько жен, сколько он захочет, хотя только одна Гарука носит титул императрицы и живет во дворце.

Наследник престола, принц Иошихито Гарумония, сын императора и одной из его жен, Ианачивары, родился в 1879 году; о нем говорят как об очень живом, энергичном и честолюбивом человеке. Он получил образование в японской школе для привилегированных юношей, устроенной совсем по образцу подобных же европейских заведений.

Императрица ведет такую же жизнь, как и ее супруг. Она занимает во дворце три такие же, как и император, комнаты; тут же находится несколько комнат наследника престола, в которых он до своей женитьбы, последовавшей в 1900 году, жил во время своих посещений императорской четы. Каждый из многочисленных детей императора от разных жен имеет свой двор. Принцев крови с детства отдают на воспитание в разные семьи в стране; там они вырастают, и по мере того, как они становятся старше, их придворный штат увеличивается. От времени до времени их привозят погостить во дворец.

Придворная жизнь течет очень монотонно. При дворе бывает очень мало празднеств. Вечно занятый делами император, очевидно, не особенный любитель их. Иногда в честь его даются празднества родственниками царской семьи или княжескими семьями страны, и император охотно посещает их вместе с императрицей.

В обыкновенное время император ложится спать около полуночи и встает между шестью и семью часами утра. Затем он принимает министров и подписывает доложенные ему бумаги. В промежутке между завтраком (в 11 часов) и обедом (в 7 часов вечера) он занимается разного рода спортом: верховой ездой, стрельбой из лука и т. п. В восьмидесятых годах его уговорили было заняться изучением французского и английского языков, но он вскоре оставил эту мысль и до сих пор не владеет ни одним европейским языком.

Японский император показывается своему народу исключительно в европейском мундире с лентами или звездами орденов, введенных, конечно, очень недавно и с такими же подразделениями, как европейские ордена. По внешнему виду японские ордена пестры и некрасивы. Самый высший из них – орден Хризантемы, который дается только членам императорского дома.

Выезжает император обыкновенно в золоченой парадной карете с зеркальными окнами. Большей частью он сидит там один.

В феврале 1898 года впервые случилось, что император разрешил ехать вместе с собою императрице. Это было событие, неслыханное в летописях японского двора, – событие, которое являлось как бы косвенным признанием равноправия императрицы.

Петр Тадзимано нашел своего будущего родственника в небольшом приемном зале, смежном с рабочими апартаментами императора. Здесь ожидали высоких повелений все те, кому было приказано явиться во дворец для тех или других объяснений.

В отношении делового приема все являющиеся были уравнены между собой. Они, как бы высоко ни было их положение, непременно являлись сюда и терпеливо ожидали, пока их не позовут за портьеру, отделявшую зал от императорского кабинета. Вызов же зависел исключительно от одного микадо и от того дела, по которому являлся вызванный.

Иногда какой-нибудь мелкий чиновник или незначительный армейский офицер входили прежде всемогущего советника императора маркиза Ито, остававшегося ожидать приема, как бывали случаи, чуть ли не часами… Муцухито поступал тут как тончайший психолог. Он верно рассчитывал на то, что мелкота, принятая им ранее высокопоставленного вельможи, разнесет всюду в народе вести о справедливости, о внимании к делу его верховного главы, ставящего перед собою людей сообразно тому, чего они стоят в данный момент, а не тому, какое они при нем занимают положение.

Суза был в большом волнении, когда Петр увидел его.

– Как я рад, что ты, наконец, пришел! – воскликнул он, протягивая Тадзимано обе руки.

Они обнялись и даже поцеловались, несмотря на то что подобные изъявления дружеской нежности совсем не приняты среди японцев.

– Я знал, что тебя вызвали к нашему великому тенпо! – просто ответил Петр. – Я пришел бы и раньше, но меня задержал непредвиденный случай.

Он рассказал Алексею о детской манифестации перед дворцом.

– Да, – проговорил тот, – мы живем около великих, нет, величайших событий… Ужас охватывает, когда осмеливаешься заглянуть в будущее.

– Ты о войне? – спросил Петр.

– Да… Это бедствие неизбежно…

– Россия или Франция?

Суза пожал плечами.

– Кто знает! – задумчиво проговорил он. – Это до известной степени будет решено на тайном собрании ассоциаций…

– Говорю «до известной степени», потому что… – Он понизил голос до шепота и продолжал: – Его величество, конечно, тайно будет присутствовать на собрании и выслушает все мнения, которые только будут высказаны там. Высочайшему принадлежит последнее решение… великое решение… только он компетентен сказать свое решающее слово, но… но с Францией ли, с Россией ли – война неизбежна… Борьба с той и с другой нацией страшит всех нас. В этой борьбе, может быть, таится гибель Японии… Но что же делать?

Суза остановился.

– Ты знаешь, я был в правительственной командировке, – продолжал он с вдруг вспыхнувшей энергией, – я был в… Корее и, веришь ли ты, я пришел к непреложному убеждению, что без этой страны с ничтожным дряблым населением существование наше невозможно… Да, невозможно! – забывшись, повысил он голос. – Невозможно потому, что в ближайшем будущем нашему народу грозит голод… Население на наших островах прогрессивно увеличивается, почва истощается, а там… там огромные пространства невозделанной земли, и все это пропадает даром… А нам необходима земля, необходима во что бы то ни стало… Это борьба за существование… На собрании ассоциаций будут говорить, что Японии необходимо выйти на материк в силу принципа «Азия для азиатов». Но этот принцип – только декорация. Корея или Индокитай, но мы должны встать на материк, иначе смерть, смерть от голода… А кто хочет умирать? Среди отдельных личностей могут быть сознательные самоубийства, но никакой народ на самоубийство не решится. Он предпочтет отчаянную борьбу до конца…

– Не судишь ли ты слишком мрачно? – осторожно заметил Тадзимано.

– Нет. Я говорю лишь то, в чем уверен. Россия или Франция – которая? Услышим на собрании ассоциаций…

– Я боюсь борьбы с Францией, – задумчиво произнес Петр.

– А я – с Россией! – в тон ему воскликнул Суза.

– Кто чего боится? – раздался около них тихий голос.

Молодые люди вздрогнули и обернулись на него.

Около них, кротко улыбаясь, стоял Аррао Куманджеро, тот самый арматор, который заставил Контова переменить свои намерения и отправиться вместо Японских островов в Порт-Артур.