Алексей Орлов - Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

В год, когда родился царевич Пётр, государь Алексей Михайлович, невзирая на то что жена его Наталья Кирилловна должна была вскорости родить, выехал весной в Измайлово. Здесь Пётр Алексеевич и появился на свет, здесь прошли его детские годы – но и в зрелом возрасте он часто приезжал сюда, не забывая места своего рождения.

…Я впервые увидел государя Петра Алексеевича, будучи лет одиннадцати или двенадцати от роду. Он тогда жил в Измайлово уже несколько дней, но я не имел возможности лицезреть его, поскольку всем служителям и детям их строго-настрого было приказано, чтобы они перед государем не мельтешили и глаза ему не мозолили. Но мне случилось как-то поутру пойти по отцовскому поручению на другой край усадьбы; проходя мимо кирпичного завода на берегу пруда, я заметил странного человека, который стоял возле большой кучи глины и разминал в руках её комки, при этом разговаривая о чём-то с мастерами.

Пётр I в детстве. Парсуна XVII века

Он был настолько странен, что я остановился и вытаращил глаза: чрезвычайно высокий, худой и жилистый, он был похож на огромного журавля – сходство усиливали непомерные длинные ноги, сутулость и привычка наклонять голову вперёд. В лице его, однако, не было ничего птичьего, скорее, что-то кошачье – сходство усиливалось жидкими усами, которые топорщились, точь-в-точь как у нашего кота Филимона. Одеяние незнакомца было столь же удивительно, сколь его облик: короткий засаленный халат едва прикрывал ноги; обут он был в войлочные чуни на кожаной подошве, а на голову был напялен вздыбленный рыжий парик, из-под которого торчали пряди собственных тёмных волос.

Я принял его за блаженного или юродивого, тем более что его правая щека постоянно дёргалась, а рот при разговоре кривился; к тому же время от времени незнакомец издавал короткий лающий смех, вскидывая голову так, будто ему не хватало воздуха.

Рассматривая блаженного с удивлением и страхом, я не понимал, как его могли впустить в усадьбу, особенно при нахождении в ней самого государя. Моё удивление ещё больше усилилось, когда к незнакомцу подошли, кланяясь, как китайские болванчики, богато одетые знатные господа. Не отвечая на их приветствия, он бесцеремонно вытер запачканные глиной руки о пышные дорогие кружева на груди одного из господ, резко развернулся и пошёл в сторону полотняного двора, вышагивая на своих длинных ногах, точно как журавль. Знатные господа побежали за ним, смешно семеня короткими ножками и не переставая кланяться и льстиво улыбаться.

Неужели это был государь Пётр Алексеевич, царь всея Руси?.. Я поскорее выполнил поручение отца, чтобы, вернувшись к нему, рассказать о виданном мною возле кирпичного завода человеке. Внимательно выслушав меня, отец подтвердил, что странный незнакомец и есть наш царь Пётр.

Халат Петра I

– Заметил ли он тебя? – спросил отец. Я ответил, что вряд ли, – он был занят разглядыванием глины и разговором с мастерами.

– Славу богу! Он терпеть не может, когда на него глазеют: бывало, камнями швырялся в тех, кто пялился на него, – сказал отец. – На будущее запомни: при встрече с государем разглядывать его, яко диковинку какую, не смей и в глаза ему старайся не смотреть – он этого не любит. Шапку загодя сними – это перво-наперво! – не то можешь жестоко поплатиться: он не поглядит, что у тебя молоко на губах не обсохло, – отделает так, что жив не будешь!..

Таковы были моё первое свидание с Петром Алексеевичем и первые впечатления о нём. После довелось немало другого узнать про этого достославного государя, о чём далее рассказать не премину.

…Продолжая рассказ, заметить должен, что сведения мои почерпнуты главным образом из разговоров служителей Измайлова, где государь Петр Алексеевич, как я ранее доподлинно утверждал, родился и где он не раз впоследствии быть соизволил. По смерти государя я едва из отроческого возраста выходить начал, однако многое из того, что слышал, в точности запомнил. Напрасно говорят, что дитя неразумно и не понимает взрослые речи, – понимать-то, может, не понимает, но запоминает всё, что сказано, а со временем и объяснение находит.

Многое, многое я слыхал о государе Петре Алексеевиче – от слуг ведь не скроешься, они всю подноготную своих хозяев знают! Говорили о нём всегда шепотом, только своим, потому что за неосторожное слово можно было не только языка, но и жизни лишиться, но всё-таки говорили, ибо интерес к сему государю был сильнее страха смерти.

…Что же, начну, как запомнилось, – уж не обессудь, если путано стану излагать: эпистолярий мемуарных никогда не писал, а что и как в памяти содержится, так и буду говорить.

Пётр I, царь Московский. Немецкая гравюра конца XVII века

В отношении содержания, питания и прочих жизненных удобств государь Пётр Алексеевич был неприхотлив. Под спальню выбирал себе комнату во дворце самую малую, обязательно с низким потолком, а кровать ему устраивали – не поверишь! – в шкафу. Говорили, государь привык к этому в Голландии, где жил под чужим именем и работал как простой плотник. Голландия – страна маленькая, места на всех не хватает, поэтому голландцы спят в шкафах – внизу ящики, вверху ящики, а посередине полка, на которую тюфяк кладут и спят на нём полулёжа. Так-то и государь Пётр Алексеевич спал, скрючившись в три погибели, потому как при его росте даже в самом большом шкафу распрямиться было невозможно.

На обстановку комнаты он нимало не взирал, к чистоте и порядку тоже был равнодушен, однако боялся тараканов – настолько боялся, что ежели увидит хоть малюсенького, возопит, как оглашенный, и выбежит из комнаты вон. Отчего в нём такой страх был перед этим мирным существом, никому никогда обиды не нанёсшим, – бог весть! Но нашим дворцовым слугам в дни приезда государя приходилось туго: попробуй-ка избавься от тараканов, да так, чтобы ни единый перед государем не вылез – таракан ведь всегда место найдёт, где облаву переждать, а после по прирождённому любопытству своему снова на свет божий вылезет. Вся надежда была на ведунью бабку Акулину, которая умела травами и заговорами тараканов отваживать, правда, ненадолго, и не всегда помогало, но всё лучше того, чем нет ничего!..

В одежде государь был столь же неразборчив, как в домашней бытности: одевал что ни попадя и как попало. Я уже рассказывал, как, увидав его в первый раз, принял за убогого, в дальнейшем же убедился, что полное пренебрежение к нарядам для него обычным делом было. Не токмо перед своими, но и перед иностранными гостями и посланниками появлялся в простецком виде и лишь в особливо торжественных случаях в парадное одеяние облачался, предпочитая военный мундир.