Эжен Сю - Парижские тайны. Том 2 [с иллюстрациями]

Твердость духа, суровое лицо Поножовщика, несомненно, оказывали покоряющее влияние на заключенных, вот почему большинство столпилось вокруг него и окружило Жермена; к Скелету примкнули его сообщники.

Вот-вот должна была начаться схватка, но в эту минуту послышались мерные шаги тюремной стражи. Гобер, воспользовавшись всеобщей суматохой, выскочил во двор и постучал в окошко проходной, с тем чтобы сообщить о происходящем.

Появление солдат положило конец разыгравшейся драме. Жермена, Скелета и Поножовщика провели к начальнику тюрьмы. Первый должен был подать жалобу, а Скелет и Поножовщик ответить, почему они затеяли драку.

Жермен от страха и боли так ослаб, что вынужден был опираться на надзирателей, которые довели его до соседней с кабинетом начальника комнаты; здесь ему стало дурно; на шее у него виднелись следы железных лап Скелета. Ведь еще несколько секунд – и жених Хохотушки был бы мертв.

Надзиратель, обязанный охранять приемное помещение и, как мы уже говорили, хорошо относившийся к Жермену, оказал ему первую помощь.

Жермен, придя в себя, пережив этот ужас, едва мог размышлять, но прежде всего он подумал о своем спасителе.

– Благодарю вас за вашу заботу, – сказал он надзирателю. – Без помощи этого отважного человека я погиб бы.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше… Мне кажется кошмаром то, что произошло.

– Ну, успокойтесь!

– А тот, кто меня спас, где он?

– У начальника. Рассказывает ему, как возникла драка… Да, кажется, если бы не он…

– Я был бы мертв. Скажите его имя… Кто он?

– Имя… Не знаю, прозвище Поножовщик; бывший каторжник.

– А преступление?.. Может быть, не такое тяжкое привело его сюда?

– Очень тяжкое! Кража со взломом, ночью в частном доме, – ответил надзиратель. – Наказание ему будет такое же, как и Гоберу: пятнадцать-двадцать лет принудительных работ и позорный столб, он же рецидивист.

Жермен вздрогнул; он предпочел бы быть благодарным не столь закоренелому преступнику.

– Ужасно! – воскликнул он. – И все же он стал защищать меня, не зная, кто я. Такое мужество, такое благородство…

– Представьте себе, сударь, у них иногда пробуждаются добрые чувства. Важно, что вы теперь спасены: завтра вас переведут в отдельную камеру, а сегодня вы переночуете в лазарете, так распорядился начальник. Ну, сударь, мужайтесь! Тяжелые времена прошли, и, если милая посетительница придет к вам на свидание, вы сможете ее успокоить; когда же дадут отдельную камеру, вам нечего будет бояться. Только я советую не рассказывать ей о происшествии, она заболеет от страха.

– Что вы! Я ей ничего не скажу, но все же мне хотелось бы поблагодарить моего спасителя… Как бы он ни был виновен перед законом, тем не менее он спас мне жизнь.

– А вот он как раз выходит, начальник будет теперь допрашивать Скелета. Сейчас я поведу их обоих: Скелета – в карцер, а Поножовщика – в Львиный Ров. Впрочем, он будет награжден за то, что сделал для вас, славный малый, решительный, сильный, таким надо быть, чтобы подчинять других. Скорее всего он заменит Скелета и станет старшиной.

Поножовщик, пройдя по маленькому коридору, куда выходила дверь кабинета начальника, вошел в комнату, где находился Жермен.

– Подождите меня здесь, – сказал надзиратель, – я узнаю у начальника, что он решил со Скелетом, а затем приду за вами. Наш молодой человек совсем оправился, хочет вас поблагодарить, да и есть за что – без вас ему бы конец.

Надзиратель вышел.

Лицо Поножовщика просияло, он подошел к Жермену и радостно воскликнул:

– Черт побери! Как я доволен, очень доволен, что спас вас! – И он протянул руку Жермену.

Жермен невольно смутился, вначале слегка отошел, вместо того чтобы протянуть руку Поножовщику, но, вспомнив, что он обязан жизнью этому человеку, захотел победить в себе чувство брезгливости. Поножовщик заметил это, помрачнел и, тоже отступив, с горечью произнес:

– А так и должно быть, простите меня, сударь.

– Что вы, это я должен извиниться. Разве я не такой же узник, как и вы? Я должен постоянно помнить, что вы сделали для меня, вы спасли мне жизнь. Дайте руку, сударь… прошу вас.

– Благодарю… теперь это не имеет значения. Если бы вы сразу подали мне руку, я был бы доволен. Но, подумав, решил этого не делать. И хоть я такой же арестант, как и вы, но, – заявил он с мрачным видом, – прежде чем попасть сюда, я был…

– Надзиратель мне все рассказал, – прервал его Жермен, – тем не менее вы спасли мне жизнь.

– Я должен был так поступить, к тому же мне было приятно, ведь я знаю вас, господин Жермен.

– Вы меня знаете?

– Будь я вашим дядей, сказал бы: да, знал, накоротке, назвал бы племянником, – спокойно ответил Поножовщик, – и вы бы ошиблись, подумав, что я случайно попал в тюрьму. Если б я вас не знал… я бы не оказался здесь.

Жермен смотрел на Поножовщика с глубоким удивлением.

– Как? Только потому, что вы были со мной знакомы?

– Именно поэтому я и стал заключенным…

– Я хотел бы вам верить, но…

– Но вы мне не верите.

– Я хочу сказать, что не понимаю, какое отношение я имею к тому, что вас посадили в тюрьму.

– Какое отношение?.. Самое прямое!

– Неужели это я навлек на вас такое несчастье?..

– Несчастье?.. Наоборот… Это я вам обязан…

– Вы мне обязаны?

– Благодарю за то, что я побывал в тюрьме.

– По правде говоря, – сказал Жермен, проведя рукой по лбу, – страшное потрясение помутило мой разум, я не могу вас понять. Надзиратель сообщил мне, что вас посадили по обвинению в…

Жермен запнулся.

– В воровстве… черт возьми… в самом деле… да, в воровстве со взломом, ограблением, к тому же ночью! Полный набор! – со смехом воскликнул Поножовщик. – Все на месте, воровство высшего разряда!

Жермен, огорченный предельным цинизмом Поножовщика, не мог сдержать себя:

– Как вы, такой храбрый, столь великодушный, можете так говорить? Разве вы не знаете, на какое суровое наказание вы себя обрекли?

– Двадцать лет каторги и позорный столб! Знаем мы это! Я, стало быть, явный злодей, если обращаю все это в шутку? Но что поделаешь? Раз уж стал таким… И подумайте только, господин Жермен, что вы были причиной моих несчастий, – глубоко вздохнув, в шутливом тоне продолжал Поножовщик.

– Если вы мне объясните яснее, я пойму. Шутите сколько вам заблагорассудится. Всю жизнь буду вам благодарен, – с грустью сказал Жермен.

– Не обижайтесь на меня, господин Жермен, – заговорил Поножовщик, – вам не нравится, что я шутя рассказываю о происшедшем. Ну ладно, будем дружками, быть может, вы от души подадите мне руку.

– Так и будет, хоть вы и совершили преступление, в котором сами признались; глядя на вас, сразу видишь, что вы смелый, откровенный человек. Я убежден, что вас обвинили несправедливо, быть может, есть улики – вот и все.