Михаил Коршунов - Мальчишник

Может быть, разговор этот у нас с Викой возник в силу обстоятельств — мы находились в замке, в чем-то средневековом (построенном под средневековье); в башне, в чем-то шотландской (в этом мы себя уверили); тишине (тоже как бы странной, безлюдной). Хотя такая тишина была обоснована воскресным днем (в помещении замка располагались административные службы дирекция санатория, склад, кинозал. Помещения были сейчас пустыми, запертыми). И вот мы и оказались в каком-то, может быть, паранормальном подключении.

— Помнишь Апулея? — спросила Вика. — Психея нежнейшая! Пожалей себя, пожалей нас и святою воздержанностью спаси дом, мужа, самое себя от несчастья нависшей гибели… После этих слов я будто осталась один на один с чем-то остро обозначенным… Ты понимаешь меня?

Я кивнул.

— Или на меня подействовала обстановка — Царское Село, Лицей… Белая дача.

— Ты хочешь сказать, что даже такой реалист, как ты…

— Да, — нетерпеливо прервала меня Вика. — Да. Лермонтов был и совершенным реалистом человеком на войне, и Маленьким принцем из сказки Экзюпери. Отсюда феи… Шотландия. Фраза «убьют меня, Владимир». Разговор с Ростопчиной. Вид разъяренного моря, Невы, затопившей Петербург. И все другое.

Мы помолчали. По-прежнему в замке, и вообще на мысе Плака, было очень тихо и пустынно. Санаторские отдыхающие уехали, наверное, на какую-нибудь экскурсию или были на пляже, хотя еще весна и море не прогрелось.

— Останемся на мысе до вечера. Ну до первых сумерек. Дождемся, когда зажгут морскую лампаду. Лебеди возвращаются, — показала Вика на море.

— В армии к нам в училище завернул проездом гипнотизер и решил дать представление, — начал говорить я, сам не зная зачем. — Сорок второй год. Немцы у Сталинграда. Нас, курсантов, должны были со дня на день перебросить под Сталинград. Потом, правда, приказ отменили и заставили учиться дальше. И вот появился гипнотизер. Нас вечером собрали в клубе. Усадили. Гипнотизер сказал, что он поднимет над головой маленький шарик. Надо будет смотреть на шарик и внутренне не сопротивляться тому, о чем гипнотизер будет просить. А просить он будет, чтобы мы отключились от действительности, расслабились, успокоились, подчинились ему. Он сможет устроить встречу с любимой девушкой, с друзьями, с родными. «Вы встретитесь, с кем вы захотите…» И он поднял над головой шарик, на который направили луч света, а в зале свет погасили. Фамилия гипнотизера была Косован, а может быть, и Косо-Ван, через черточку. Несколько ребят уснуло гипнотическим сном. Ассистентка Косована за руку осторожно, как слепых, вывела ребят на сцену. Гипнотизер стал говорить: «Вы видите любимую девушку. Вы ее видите! Протяните руку». Он говорил, даже приказывал: «Она перед вами. Она зовет вас! Она с вами разговаривает!» — Я замолчал. Я все это и сам сейчас увидел. Сказал Вике: — Страшно было глядеть на ребят на сцене, что с ними творилось! Нереальная реальность.

— Никогда мне не рассказывал.

— Пришлось к слову, что ли, к месту.

— Гипнотизеры… Они ведь тоже вызывают, пробуждают, облекают в образы ушедшее или будущее. Диктуют, внушают. Настраивают память.

— Их побаиваются простые смертные. Не понимают.

— Лермонтова тоже побаивались простые смертные. И не понимали.

— А он кого, по-твоему, побаивался?

— Пушкина. Хотел подойти к нему уже зрелым поэтом. Лебеди сели. Смотри, у самого берега.

— Вдруг выйдут на берег — он и она.

— Два всадника. А стекло морской лампады сверкает под солнцем, как шарик твоего гипнотизера.

Стекло лампады на скале ярко сверкало. Шар-око.

— Ты тягаешься с самой Александрой Филипповной, гадальщицей, — напомнил я.

— И с твоим Косо… Ваном!

— И с моим Косо… Ваном!

— И с Павлушей Вяземским! — засмеялась Вика.

— И с Павлушей Вяземским! — закричал я с шотландской башни.

— Если будешь так кричать, нас выведут отсюда пограничники.

На той же скале, где была установлена лампа, была и пограничная застава со смотровой вышкой.

— Лебеди опять поднялись и улетают, — с сожалением, сказала Вика.

Мы молча проводили взглядом лебедей, пока они не скрылись из вида. Вернутся ли опять? И выйдут ли на берег? Два всадника. Он и она. Здесь, на мысе Плака, где сверкает шар-око?..

Берег от деревни Партенит сначала идет на N, а затем поворачивает к O, к мысу Плака (Кучук-Ламбат). В этот берег вдается небольшая бухточка. На берегу бухточки, ближе к деревне Партенит, расположено селение Карасан, в котором имеется большой парк, состоящий преимущественно из хвойных деревьев, а против него находится кедровая роща. Мыс Плака высотой 61 м. Его легко отличить по белой четырехугольной башне на вершине, возвышающейся несколько севернее мыса, и желтому дому с красной остроконечной крышей.

В ялтинском бюро экскурсий и путешествий на вопрос: кто бы мог рассказать о Карасане и Кучук-Ламбате, — мне ответили:

— Инна Юрьевна Надеждина. — И продиктовали номер ее домашнего телефона.

Только на третий день вечером у Надеждиной подняли трубку, и это была сама Инна Юрьевна. Я не мог скрыть радости, что ее застал.

— Сейчас вернулась из Карасана и Кучук-Ламбата. Вожу очень много экскурсий, — будто извиняясь за свое отсутствие, ответила Надеждина.

— Поразительно, — сказал я. — По поводу Кучук-Ламбата и Карасана мы вам и звоним.

— Что вас интересует?

— Нас интересует, где именно было поместье генерала Бороздина? Какое отношение к этим местам имеет семья Раевских, если имеет? У нас об этом пока очень смутные представления. Кто посадил итальянские сосны? И наконец, нам хочется с вами познакомиться!

Инна Юрьевна засмеялась:

— Поместье генерала Бороздина Андрея Михайловича было в Кучук-Ламбате. А его брата, Михаила Михайловича, — в Карасане. Итальянские сосны пинии, возможно, посадил в Карасане друг Пушкина Николай Раевский. — И тут же спросила: — Где вы остановились?

— Мы живем в Доме творчества Литфонда. Бывшее имение Эрлангера.

— Я живу рядом, на улице Кирова, 22. Отдельный домик. Приходите.

— Когда?

— Попробуем завтра часам к шести. Кажется, экскурсии у меня будут короткими. Предварительно позвоните, чтобы я вам объяснила, как найти мой домик. Он так запрятан, что найти не просто. Как вы относитесь к разного вида животным?

— Замечательно относимся. У нас была собака, но погибла. Каких животных вы имеете в виду?

— Начиная от собаки и кончая тритончиком.

Инна Юрьевна вернулась с экскурсией поздно: ей заменили последний маршрут, и она ездила в Бахчисарай, что совсем не близко от Ялты. Наша встреча была перенесена еще на день.

И вот мы с Викой спускаемся с «литфондовской горы» на улицу Кирова и начинаем искать дом № 22, у которого, как нам было еще сказано, на филенке дверей нарисован портрет собаки и написано: «Здесь живу я».