Михаил Коршунов - Мальчишник

Ее предупреждали:

— Осень, холодно. В дороге можно простыть. Надо обождать с подобными путешествиями.

Но она никого и ничего не слушала. Поехала в Москву. Простыла и заболела. На этот раз уже крайне тяжело.

Была осень 1863 года.

— И она мне еще теперь мерещится, неподвижно прислоненная к высоким подушкам, обеими руками поддерживающая усталую, изможденную голову. Только к утру она забывалась коротким лихорадочным сном, — вспоминает ее дочь от второго брака Александра.

Неподвижно прислоненная к подушкам. Но бесконечно счастливая — успела, увидела, держала на руках маленького Сашу. Благословила и напутствовала в пушкинскую жизнь, в будущее.

Внук достойно прожил пушкинскую жизнь! Он не любил «визиты к царю и всегда с большой неохотой доставал свои придворные мундиры». Любил жизнь истинно простую, уединенную, сельскую. Строил школы для крестьянских детей; построил больницу для рабочих гжельской фарфоровой фабрики недалеко от Бронниц, где жил. Часто ходил на бронницкое кладбище, навещал могилу Ивана Пущина, верного лицейского друга деда.

И, как пишет в книге «Потомки А. С. Пушкина» много и беззаветно потрудившийся над этой книгой и тоже побывавший у Н. С. Шепелевой псковский краевед и журналист Виктор Михайлович Русаков, сведениями из книги которого мы здесь пользуемся: «Будучи человеком большой, чистой души, А. А. Пушкин все свои силы отдавал людям, хотел, чтобы им жилось лучше. Он оставался всегда жизнерадостным, милым, обаятельным человеком. Особенно когда его окружали дети».

Особенно когда его окружали дети… Чтобы — шум и гам и бесконечные взрывы смеха, от которых дрожат стены.

И это он передал нам библиотеку поэта, книги, про которые поэт говорил «мои инструменты», а про себя, что «похож на стекольщика, разоряющегося на покупку необходимых ему алмазов», и что его библиотека «растет и теснится». Книги, ради которых семья влезла в долг почти на четыре тысячи рублей.

На полях многих книг стоят сделанные рукой Пушкина пометки. Время значительно пригасило их, но они все еще видны — книги держат их на себе: они помнят поэта и слова прощания.

Книги сейчас находятся в Пушкинском Доме. Ученый-хранитель Римма Ефремовна Теребенина подарила нам чистую наклеечку «Библиотека А. С. Пушкина, № …». Каллиграфические завитки и все взято в нарядную рамку. Такие наклеечки несет на себе каждый том библиотеки.

Наталья Николаевна скончалась той же осенью 63-го года, после крещения внука. Когда умирала, ей показалось, что кто-то наклонился над ней и нежно поцеловал в глаза… И, теряя дыхание, услышала далекие колокола: Пушкин сделал ей предложение на Пасху — и звонили сейчас, кружились над ее головой колокола. А она, сколько могла, поднимала им навстречу руки, тянулась к ним… к нему… Она теперь знала, как надо было бы жить с ним — да, да, знала! — но все… Она лежала без движенья, как будто по тяжкой работе руки свои опустив. Голову тихо склоня.

В Петербурге быстро, уже по-зимнему, стемнело. Выпал снег. Резко похолодало.

Наталья Николаевна лежала на большой белой с широкой оборкой подушке. По краям — две большие свечи. И теперь уже в полной тишине, в беззвучности ушла она к берегам реки своего детства — Кариан. Реки зеленовато-карей, светлой и прозрачной.

В Ленинграде мы каждый раз останавливаемся в гостинице «Москва». Гостиница расположена на берегу Невы, напротив Александро-Невской лавры. Приходим на могилу Натальи Николаевны. Последний раз были зимой. Надгробие покрывал иней. Еловой веточкой, как гусиным пером, я начертил на каменном надгробии две большие буквы: NP. Всегда лежат цветы. Если не цветы, то цветок. Если не цветок, то зеленая веточка, которую сейчас оставляем и мы вместе с цветами.

Лавра Александра… В ее стенах покоится Наталья Николаевна. Могила недалеко от маленькой часовни, купол часовни виден из-за стены. В летнюю ночь здесь головокружительно пахнет сиренью.

Мы поехали в Лицей, где временно находятся на хранении личные вещи семьи Пушкина из квартиры на Мойке, и попросили хранителя вещей Алевтину Ивановну Мудренко показать коралловый браслет Натальи Николаевны. Объяснили: хотим сфотографировать, снимок передать Наталье Сергеевне Шепелевой. Браслет массивный, с античным сюжетом. Подарок Сергея Львовича невестке не назовешь изящным. Но тем не менее Наталья Николаевна его носила.

Положили браслет на лист белой бумаги. Рядом положили еще золотое колечко. Тоже принадлежало Наталье Николаевне. Подарил его Пушкин жене в годовщину обручения. Совсем простенькое, с небольшой овальной бирюзинкой. Внутри кольца гравировка на французском языке: AP 6 avril 1832.

Алевтина Ивановна сказала:

— Когда достаю кольцо и смотрю на него, думаю — прошло полтора столетия, а бирюза не угасла. Светлая. Наденьте кольцо. Согрейте его.

Вика растерялась.

— Наденьте: бирюза любит живое тепло. У вас маленькая рука. Подходящая.

Кольцо было маленьким.

— Наденьте ради Натальи Николаевны.

Вика наконец надела. Да, Вика растерялась. Ничего подобного в обычной жизни произойти не могло — ни в Викиной, ни в жизни другой какой-нибудь женщины в наши дни. Надеть это кольцо и согреть его хотя бы несколько минут теплом своей руки, потому что бирюза, лишенная воздуха и тепла, умирает.

После нас, в феврале 1986 года, у Алевтины Ивановны побывал писатель Виктор Петрович Астафьев. Он видел перстень Пушкина с изумрудом, который хранился у Даля и о котором Даль говорил: «Как гляну на него, так и пробежит по мне искорка с ног до головы…» Видел Виктор Петрович и часы поэта. Это они лежали у изголовья Пушкина, уже умирающего. До сих пор сохраняют пушкинскую секунду жизни, смерти и бессмертия. И я уверен, что от всего увиденного Виктор Петрович Астафьев по меньшей мере ощутил то же, что и Даль: искорку, пробежавшую с ног до головы…

Александр Сергеевич Пушкин. Стоит в Москве, на Страстной площади — площади Пушкина, распахнув бронзу плаща, левая нога сдвинута с пьедестала; одна рука заложена за спину, в ней — шляпа.

Все собирали деньги на памятник поэту. Вся Россия. Сооружен народным иждивением. И все ждали, и нам завещали ждать.

Поэт, ты видишь, нас ждущих?

— Громодержавный орел! — воскликнул в свое время Денис Давыдов.

Бирюза, может быть, самый волшебный, самый таинственный камень. В Египте, в Палестине был культ бирюзы. Находим ее в древних мексиканских гробницах. Ацтеки складывали из бирюзы и кусочков золота свои портреты. Ее тона вошли в голубые цвета испанского искусства. А в Иране бирюза память о тех, кто умер от любви.