Сергей Карпенко - Врангель. Последний главком

— Да в Тифлисе ещё, ваше превосходительство, — и Бабиев, слегка потупившись, но сохраняя положение «смирно», снова козырнул левой рукой.

На зависть эффектно и стильно одет кубанский полковник, признал Врангель. Даже с шиком... Головки газырей и рукояти шашки и кинжала — слоновой кости благородной желтизны и, по видимости, не дешёвые... Прищурившись и заходя с боков, он рассматривал черкеску совершенно открыто и с непосредственностью прямо-таки детской.

По пухлым щекам Бабиева, пряча мелкие оспины, разлился яркий румянец, взгляд глубоко посаженных серых глаз ушёл в землю. Ему эта сцена показалось и неловкой, и странной.

— Держите себя свободно, полковник... Просто я ужасно люблю кавказскую форму одежды. Но мало в ней понимаю... Почему и присматриваюсь, кто как одет. Я ведь приписан в казаки станицы Петропавловской, и станица подарила мне коня с седлом. Теперь вот хочу одеть себя в черкеску... — Подцепив щепотью полу, Врангель уже ощупывал неплотное, но мягкое дачковое сукно. Взгляд снова скользнул по слоновой кости... — Вот я и присматриваюсь, с кого скопировать... А то позорища не оберёшься. А вы так стильно одеты...

Бабиев снова откозырял, но уже молча.

Только тут Врангель заметил, как сильно изуродована его правая кисть, прижатая к ляжке: четыре пальца, раздробленные пулей или шрапнелью у основания, торчат, точно корявые сучки, и не гнутся.

Но даже это, признал, не убавляет у кубанца изящества и шика. Зато прибавляет мужества. Хотя куда уж тут прибавлять: и петличный Георгий, и целая дюжина нашивок за ранение, почти все золотистые [67] Золотистые нашивки внизу рукава означали полученное в бою тяжёлое ранение. ...

Перехватив оторвавшийся от земли взгляд полковника, заулыбался ободряюще. Пара секунд — и полные губы Бабиева тронула ответная улыбка.

— Послушайте-ка, а ведь время-то обеденное... Так что прошу к столу. Настоящего казачьего борща не обещаю, но с голоду не помрём.

— Благодарю, ваше превосходительство, но позвольте отбыть к полку?

Вместе со словами вырвались задор и неподдельное рвение. Не удержавшись, Врангель одобрительно похлопал Бабиева по плечу. Крепкому, как камень...

Прежде чем отпустить, тут же, во дворе, снабдил наставлениями.

— Ваш полк носит шефство нашего безвременно почившего вождя. И он должен соответствовать этой чести. В бою — только победа, в походе — скрытность и своевременность, на отдыхе — никаких обид мирным жителям.

— Слушаю.

— Большевиков, командиров и матросов выявлять среди пленных самым придирчивым образом и расстреливать на месте. Большевизанствующих мужиков отдавать для суда станичным сборам. А казаков присылать под конвоем в мой штаб. Ясно?

— Так точно.

— И знайте... Подъесаул Безладнов, бывший временно командующий, — хороший казак. И командиром сотни был хорошим. Но пока командовал полком — фамилию свою оправдал с лихвой. Славными корниловцами должен командовать офицер, у которого всё будет ладно в полку.

— Слушаю.

Серые глаза Бабиева заискрились весёлостью. И она сразу заразила Врангеля. Сохранять начальственный тон стало трудновато.

— Да, вот ещё что... В полку нет ни штандарта, ни хора трубачей, ни установленных знаков отличия. Не самое главное, разумеется... Но ежели всё это будет — доблести у полка прибавится.

— Я сделаю свой полк лучшим в дивизии!

Молодецкий вид и весёлость Бабиева окончательно очаровали Врангеля. Ни малейших признаков легкомыслия и бахвальства — только усердие и решительность. Настоящий орёл! Ощутил, как разливается по всему телу, будто от выпитого шампанского, бодрящая уверенность: кубанец этот, фамилии которого и слышать не доводилось, не подведёт. Хотя и список его послужной ещё почитать нужно, и в бою посмотреть...

Утро выдалось ясным и безветренным. И пока не прервало ночного затишья на фронте.

— ...За четыре дня, с понедельника, полки трижды пытались переправиться через Уруп и закрепиться на правом берегу. И здесь, у Бесскорбной, и под Урупской. Всё тщетно... Ежели верить разведке, позиции против нашего фронта занимают какие-то «колонны». Одной командует «товарищ» Федько, другой — «товарищ» то ли Лисоног, то ли Лисобрюх...

Уголки тонких губ Врангеля слегка дёрнулись, но усмешки не вышло. Говорил не торопясь, невольно сбиваясь на доклад: ведь Науменко только час как прибыл из отпуска, и его нужно ввести в курс дела. Плавно водил туда-сюда карандашом по разрисованной карте, вдоль вьющегося мелкими петлями Урупа, мягко тыкал тупым концом в нужные пункты.

— ...Общая численность — до десяти тысяч. То есть превосходят нас раза в три. И дерутся недурно. Артиллерия пристреляла и станицы, и переправы напротив них, и всю долину. Пехота умело использует свойства местности... А казакам лаву развернуть негде: ширина долины менее двух вёрст, гребень — высокий и крутой, а наверху — не убранные до сих пор поля кукурузы. Так что атаковать приходится в пешем строю. Лихости у них, конечно, сразу поубавилось... Тем более в полках осталось всего по несколько штук патронов на винтовку. А Ставка, по своему обыкновению, высылку огнеприпасов задерживает. Зато в шею подгоняет с завидной регулярностью. Как видишь, Вячеслав, ничего у нас не изменилось... — Врангель метнул испытующий взгляд на лицо Науменко.

Командир 1-й бригады, не присаживаясь, как и начальник дивизии, застыл у противоположного края обеденного стола. Руки сведены за прямой спиной, голова чуть склонена, тонкие брови, немного выгоревшие, сосредоточенно сошлись на переносице, нижняя губа прикушена. Кивнул еле приметно, но прищуренных глаз от карты не оторвал.

— ...Я решил завтра ударить глубоко в тыл Армавирской группе...

...Минувшие дни окончательно прояснили план командования Красной армии Северного Кавказа: прочно обеспечивая левый фланг у Армавира и по левобережью Урупа, перебросить тылы на Святой Крест и двинуться на север с целью взять Ставрополь и через него открыть связь с Царицыном, с обороняющей его красной 10-й армией.

Не иначе как в соответствии с этим планом Таманская армия Матвеева была скрытно снята с позиций у Армавира, по железной дороге переброшена к Невиномысской и 10 октября всей массой — до 30-ти тысяч при 100 орудиях — нанесла удар во фронт 3-й пехотной дивизии. Несмотря на десятикратное превосходство противника, Дроздовский четыре дня удерживался на подступах к Ставрополю и даже переходил в контратаки... И только пополудни 14-го, понеся тяжёлые потери, очистил город и отступил к северу. Вместе с добровольцами ушли тысячи жителей.

Вчитываясь в оперативные сводки штаба армии, телеграфом передаваемые из Екатеринодара в Михайловскую почтово-телеграфную контору и оттуда доставляемые летучей почтой, Врангелю оставалось только недоумевать. Почему же стратеги из Ставки, предполагая возможность наступления противника на Ставрополь, не подкрепили Дроздовского? Почему заблаговременно не оттянули с северо-востока к городу 2-ю пехотную дивизию Боровского и 2-ю Кубанскую дивизию Улагая? Почему дали им увязнуть на второстепенном петровском направлении? Как же допустили такой разброс дивизий?