Александр Кривицкий - Ежедневные заботы

— Таких как я, у нас называют молодыми львами.

Я спросил, читал ли он роман Ирвина Шоу «Молодые львы». Нет. Ганча не знаком с этой книгой.

— О чем она?

— О разном, в том числе о крушении беспочвенных иллюзий.

Ганча вынимает записную книжку и аккуратно вносит в нее имя автора и название книги.

Мы уже пересидели время, обусловленное секретарем, десерт съеден, и я приступаю к процедуре прощания. Ганча предлагает скоротать часок за граппой — легкой водкой из шампанских сортов винограда.

Ресторан уже полон. Вокруг нас сидят очень хорошо одетые синьоры. У них уверенные манеры. Их спутницы выхолены и сверкающе нарядны. Но миллионер в этом зале один. Это ясно по искательным взглядам, украдкой бросаемым на Ганчу. Нетрудно догадаться, кто эти люди: местные бизнесмены, высокооплачиваемые служащие — ниже этой категории никто в этом ресторане не появится.

Ганча снова заводит речь о торговых контактах, о сближении наших стран. Он считает: время сгладит противоречия не только экономические. Он надеется и на смягчение идеологических разногласий: «Вот когда у вас все сядут за руль «Жигулей»… Слово «конвергенция» не было произнесено, но тень его неслышно проскользнула в монологе хозяина.

Я улыбнулся и спросил:

— Интересно, куда же в этих воображаемых условиях вы будете девать прибавочную стоимость?

Ганча рассмеялся, переводчик Норман Моццато рассмеялся, я рассмеялся. Мы все трое смеялись.

Рюмки-наперстки с граппой были допиты, и я снова затеял обряд прощания. Ганча настойчиво предложил вернуться к кофе, и мы остались за столом. Перебрасывались репликами, потом без очевидной «формулы перехода» Ганча сказал то, что, вероятно, хотел сказать давно:

— Мы стремимся углублять отношения с вами, но почему вы поддерживаете наших коммунистов? Итальянские коммунисты — худшие в мире!

— Ого! Вы хотели бы вместо них маоистов? — ответил я для начала.

— О нет! — Ганча протестующе поднял руки. — Но все-таки это вы им дали жизнь, вы их вырастили, вы их укрепляете!

— Ах, доктор Ганча, вот уж не ожидал обвинений в экспорте коммунизма, импортированных из эпохи между двумя войнами. Как-то это очень уж старомодно. Разве не условия человеческого существования в Италии дали жизнь ее коммунистам, вырастили их, укрепили? На последних выборах разве не пошли за ними девять миллионов человек? Я далек от желания обратить вас в свою веру, но отказываюсь думать, будто вы всерьез верите в советское происхождение европейских коммунистов. Скажите, вам известна статья Ленина «Три источника и три составных части марксизма»?

— ??

— Ну, в таком случае я рад сообщить вам: марксизм пришел в Россию с Запада. У его колыбели стояла немецкая философия, английская политическая экономия, европейский социализм, в первую очередь французский, но не в последнюю и итальянский. Гений Маркса ответил на вопросы, уже поставленные передовой, мыслью человечества. Кстати, местность Куаттро деи Милле, где ваша бабушка принимала нашего Чичерина, получила свое название, и вы это хорошо знаете, от «тысячи добровольцев» Гарибальди. Они именовали себя «красными рубашками». И этот ваш Гарибальди видел в Первом Интернационале «солнце будущего». Между прочим, перед визитом к графине Массуко-Спинола или после него — этого я сейчас установить не могу — Чичерин вместе со всей советской делегацией возложил венок на могилу Джузеппе Мадзини. Наш писатель Герцен встречался с этим выдающимся революционером Италии и посвятил ему прекрасные страницы своих мемуаров…

В запасе я имел еще ссылку на Карло Пизакане — вершину революционной мысли итальянского Рисорджименто. Но мой монолог затянулся.

Хотя чисто «салонная» беседа не входила в мой план вечера, но и финальный ее оборот оказался несколько неожиданным. Я не имел в виду наставить Ганчу на путь Саввы Морозова, но не мог и промолчать — по «старовоксовской» манере. Однако пора было заканчивать политбеседу с миллионером. Шел уже четвертый час нашего ужина.

— Будем прощаться.

Ганча ответил вопросом:

— А как бы вы коротко охарактеризовали суть марксизма?

— Это сделал Ленин в той же статье. Суть: учение о классовой борьбе. Куда же от нее денешься в двадцатом веке? Она основа всего развития общественных отношений и их движущая сила.

— Ее, пожалуй, можно почувствовать и в нашем диалоге, — откликнулся Ганча и добавил с тонкой усмешкой: — Но мы ведь не ссоримся. Значит, смягчение ее остроты возможно.

— Доктор Ганча, это, как у нас говорят, из другой оперы, — протянул я с оттенком укоризны. — Мы не ссоримся, конечно. Я у вас не работаю, вы меня не эксплуатируете, я не требую увеличения зарплаты, вы не грозите мне увольнением, я не покушаюсь на вашу прибыль, вы не вызываете карабинеров, я не намерен национализировать ваши заводы, вы пьете со мной граппу. Вы хотите деловых связей с нами, я охотно напишу об этом. Все более или менее ясно.

— Феноменально! Люблю откровенность!

— Извольте! Россия, по выражению Ленина, выстрадала марксизм. Вы думаете, Италию минует весь этот процесс?

— Нам необходимо национальное единение. Только оно способно оздоровить наше общество.

— Альмиранте хочет отменить классовую борьбу в рамках корпоративного государства. Но опыт уже был. Сегодня я заглянул в официальный справочник по Италии. Автор предисловия Анджело Саллицони, заместитель министра при президиуме совета министров, говоря о временах Муссолини, заметил, между прочим, что «в области внутренней политики фашизм лишь формально упразднил классовую борьбу». Цитирую точно! Справочник издан пять лет назад. Может быть, с тех пор кое-что изменилось в оценках? Но вы ведь сами назвали неофашизм блефом.

— Да, и могу повторить это не раз. — Помедлив, Ганча добавил: — Нам необходимо объединение христианских демократов, либералов и социал-демократов. Тогда дело пойдет…

На этот раз Ганча хорошо знал, о чем он говорит. Его желание-прогноз оказалось точным. Несколько дней спустя демохристианин Джулио Андреотти образовал новое итальянское правительство, поддержанное «центристской» коалицией именно этих трех партий, и заручился парламентской поддержкой республиканцев. Как мы знаем теперь, «дело пошло», и началось оно явным поворотом вправо, вызовом рабочему движению…

— Когда Ленин написал статью, о которой вы говорили?

— Еще до Октябрьской революции, в тысяча девятьсот двенадцатом или тринадцатом году, точно не помню.

Ганча вынул свою записную книжку…

Падали листки календаря. И время развеяло надежды моего собеседника на симпатичную ему коалицию. Правительство Андреотти проводило откровенно консервативную политику. Рабочий класс Италии не убоялся угрозы справа, резко выступил против бесчинств неофашистов и, опрокидывая «стратегию напряженности», громогласно выдвинул программу экономических и социальных изменений, призванных обновить политическую жизнь страны. Правительство Андреотти лишилось парламентского большинства и, имея от роду девять месяцев, подало в отставку. Кабинет полетел. «Поворот вправо» не удался. Политический курс реакции потерпел крах.