Джеймс Редфилд - Загадки древнего Манускрипта [Девять пророчеств грядущего]

Другая форма жизни — та, которую мы зовем животной — для поддержания своего уровня колебаний поглощала только существа органического происхождения. Животные на глазах заполнили океаны в великую эпоху рыб, а когда растения выделили достаточно кислорода в атмосферу, стали перебираться на сушу.

Я видел, как амфибии — наполовину рыбы, наполовину нечто новое — в первый раз вышли из воды и начали дышать воздухом через легкие. Затем материя сделала еще один скачок вперед, и появились пресмыкающиеся. Они во множестве распространились на Земле в великую эпоху динозавров. Потом появились теплокровные млекопитающие, которые подобным же образом расплодились по Земле. И для меня стало ясно, что каждый из появлявшихся новых видов материи знаменует собой продвижение жизни — материи — на следующий, более высокий уровень колебания. И вот это движение завершилось. На вершине его встал род человеческий.

Человечество. Видение исчезло. В один миг передо мной прошла вся история эволюции, история того, как материя, которая появилась и развивалась словно по какому-то предначертанному плану, устремлялась к уровням колебания все более высокого порядка, создав в итоге необходимые условия для появления людей, для появления каждого из нас…

Я сидел там, на горе, и был близок к пониманию того, как эта эволюция проявлялась дальше в жизни людей. Она была каким-то образом связана с совпадениями жизненных обстоятельств. Нечто, имеющее отношение к этим событиям, вело нас по жизни и формировало более высокий уровень колебания, которым был обусловлен и ход самой эволюции. Однако, как я ни старался, полностью понять это мне не удалось.

Преисполнившись покоя и полноты чувств, я долго просидел на скалистом утесе. Потом вдруг я осознал, что солнце начинает клониться к западу. Я разглядел какой-то поселок на северо-западе примерно в миле отсюда. Можно было даже различить очертания крыш. Дорога, которая петляла по западному склону, похоже, вела как раз туда.

Я встал и начал спускаться по камням. Я громко рассмеялся, потому что еще сохранял единство с окружавшей меня природой, и было такое ощущение, что я иду по краю собственного тела и, более того, исследую его отдельные участки. От этого просто голова шла кругом.

Спустившись с утеса, я стал пробираться между деревьями. Полуденное солнце отбрасывало длинные тени на лесную подстилку. Пройдя половину пути, я оказался среди могучих деревьев, стоявших очень близко друг к другу: здесь я ощутил необыкновенное чувство легкости и точности движений. Я остановился и стал пристально вглядываться в деревья и кусты, обратив все свое внимание на их красоту. Вокруг каждого растения были заметны проблески белого свечения и что- то вроде розоватого ореола.

Я двинулся дальше и вышел к ручью: исходившее от него бледно-голубое сияние наполнило меня еще большим покоем и даже какой-то дремотой. Так я продолжал свой путь через долину и вверх по другому склону, пока не выбрался к дороге. Поднявшись на покрытое гравием полотно, я как ни в чем ни бывало зашагал по обочине на север.

Неожиданно я заметил впереди человека в платье священника, который вот-вот должен был скрыться за поворотом. При виде этого человека меня охватил трепет. Не испытывая никакого страха, я рысцой побежал вперед, чтобы заговорить с ним. Казалось, я точно знаю, что сказать и как себя вести. У меня было ощущение, что все складывается как нельзя лучше. Однако, к моему удивлению, священник исчез. Справа в долину спускалась дорога, но на ней никого не было. Я пробежал немного вперед по главной дороге, но там тоже никого не увидел. Я собрался повернуть назад и вернуться обратно, но поселок лежал впереди, поэтому я продолжал идти в том же направлении. Но все же мысленно несколько раз возвращался к оставленной мной дороге в долину.

Пройдя еще сотню метров, за поворотом я услышал рев двигателей. За деревьями показалась колонна военных машин, которые быстро приближались. На какое-то мгновение я заколебался, полагая, что можно было бы и не отступать, но потом вспомнилась вся эта жуткая стрельба на склоне.

Времени осталось только на то, чтобы метнуться с дороги вправо и залечь. Мимо пронеслось десять джипов. Место, где я укрылся, было совершенно открытое, и оставалось лишь надеяться, что никто не посмотрит в мою сторону. Машины промчались метрах в шести: меня обдало выхлопными газами, и можно было разглядеть даже выражение лиц военных.

К счастью, никто не обратил на меня внимания. Когда машины были уже далеко, я ползком пробрался за большое дерево. Руки тряслись, а от ощущения покоя и сопричастности не осталось и следа. Внутри все опять сжалось от уже знакомого чувства страха. Наконец я крадучись снова вскарабкался на полотно дороги. Но опять донесся рев моторов, и я кубарем скатился по склону, а мимо на полном ходу промчались еще два джипа. Подступила тошнота.

На этот раз, возвращаясь туда, откуда пришел, я держался подальше от дороги и передвигался с большой опаской. Показалась дорога, ведущая вниз. Сперва напряженно прислушавшись, я решил пройти лесом рядом с ней и, срезав угол, спуститься назад в долину. Тело снова налилось тяжестью. Ну чем я занимаюсь, спрашивал я себя. Зачем меня понесло на дорогу? Должно быть, я не в себе, еще в шоке от той стрельбы, еще нахожусь в какой-то эйфории. Надо взять себя в руки, решил я. Необходимо соблюдать осторожность. При малейшей оплошности тебя могут здесь убить!

Я замер. Впереди, метрах в тридцати, сидел священник. Он расположился под огромным деревом, окруженном валунами. Пока я стоял, уставившись на него, он открыл глаза, и его взгляд упал прямо на меня. Я отпрянул, но он лишь улыбнулся и сделал мне знак подойти.

Я с опаской приблизился. Он сидел не шевелясь — высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. Коротко подстриженные волосы подходили по цвету к его карим глазам.

— Похоже, вы нуждаетесь в помощи, — заговорил он на прекрасном английском языке.

— Кто вы? — спросил я.

— Я — падре Санчес. А вы кто?

Я объяснил, кто я и откуда, и, пошатываясь, опустился на одно колено, а потом тяжело осел на землю.

— Вы были в Кула, когда все это случилось? — спросил он.

— Что вам об этом известно? — осторожно осведомился я, не зная, можно ли доверять священнику.

— Я знаю, что кое-кто в правительстве пышет злобой, — проговорил он. — Они не хотят, чтобы Манускрипт был предан гласности.

— А почему?

Падре поднялся и взглянул на меня сверху вниз:

— А почему бы вам не пойти со мной? До нашей миссии всего полмили. У нас вы будете в безопасности.

Я с трудом встал на ноги и, понимая, что выбирать не приходится, кивнул в знак согласия. Падре Санчес неторопливо пошел по дороге, обращаясь со мной почтительно и непринужденно. Он взвешивал каждое слово.