Джеймс Редфилд - Загадки древнего Манускрипта [Девять пророчеств грядущего]

Он отодвинулся еще чуть дальше и снова, не отрываясь, стал смотреть на меня:

— А теперь попробуйте еще раз.

Я закрыл глаза и постарался прочувствовать все еще глубже. В конце концов ощущение пришло вновь. Я попытался сохранить и понемногу усилить его. Свой взгляд я сосредоточил на дереве.

— Вот, очень хорошо, — неожиданно произнес священник. — Вы и получаете энергию, и отдаете ее дереву.

Я взглянул ему прямо в глаза:

— Отдаю ее дереву?

— Восхищаясь красотой и неповторимостью чего-либо, — стал объяснять он, — вы получаете энергию. А когда начинаете испытывать любовь, то можете посылать энергию обратно, стоит лишь захотеть.

Я еще долго сидел под деревом. И странное дело: чем больше я на нем сосредоточивался, чем большее восхищение испытывал от его форм и красок, тем большую любовь я, казалось, испытывал вообще. Я представлял, как моя энергия перетекает к дереву и наполняет его, но не мог видеть этого. Не меняя угол зрения, я заметил, что священник встал и собрался уходить.

— А как выглядит то, что я передаю дереву свою энергию? — обратился я к нему.

Он подробно объяснил, как это воспринимается, и я понят, что это похоже на явление, свидетелем которого я стал, когда наблюдал за Сарой, изливавшей свою энергию на филодендрон в Висьенте. Хотя у Сары это получалось, она, по всей видимости, понятия не имела, что необходимо испытывать любовь для того, чтобы произошло излияние энергии. Должно быть, она приходила в это состояние настолько естественно, что даже не замечала этого.

Священник направился в сторону двора и исчез из моего поля зрения. Я же оставался в уединении, пока не стемнело.

Когда я вошел в дом, мне вежливо кивнули двое священников. В гостиной горело несколько масляных ламп, мирно гудящий огонь разгонял вечернюю прохладу. Пахло овощным супом. На столе стояли керамическая посудина, тарелка с четырьмя ломтями хлеба и лежало несколько ложек.

Один из священников повернулся и ушел, даже не взглянув на меня, а другой, не поднимая глаз, кивнул в сторону большого чугунного котла, снятого с огня. Котел был накрыт крышкой, из-под которой торчала какая-то ручка. Не успел я бросить взгляд на котел, как священник спросил:

— Нужно ли вам еще что-нибудь?

— Думаю, что нет, — ответил я. — Благодарю вас.

Он кивнул и тоже вышел из дома, оставив меня одного. Я поднял крышку котла и обнаружил там картофельный суп. От него очень вкусно пахло чем-то пряным. Я налил в тарелку несколько полных черпаков и сел за стол, потом вытащил из кармана ту часть Манускрипта, которую передал мне Санчес, и положил рядом с тарелкой, намереваясь почитать. Однако суп оказался таким вкусным, что я полностью сосредоточился на еде. Закончив трапезу, я сложил посуду в широкий таз и как зачарованный долго смотрел на огонь, пока он не стал гаснуть. Тогда я увернул лампы и пошел спать.

На следующее утро я проснулся на рассвете, чувствуя, что снова полон сил. За окном по двору стелилась утренняя дымка. Я разгреб угли, подложил несколько поленьев и стал раздувать огонь, пока он не принялся. Я собрался было поискать в кухне съестного, но услышал, что подъехал грузовичок Санчеса.

Я вышел на улицу, и в это время падре как раз вышел из-за церкви, держа в одной руке рюкзак, а в другой — несколько свертков.

— Есть новости, — сообщил он и сделал мне знак следовать за ним обратно в дом.

Появилось несколько священнослужителей, которые принесли горячие кукурузные лепешки, овсяную кашу и сушеные фрукты. Санчес поздоровался со всеми и сел со мной за стол. Священники незаметно ушли.

— Я был на встрече с представителями Южного совета церквей, — сообщил он. — Мы собрались, чтобы поговорить о Манускрипте. Предметом обсуждения были агрессивные действия властей. Это была первая подобная открытая встреча целой группы священников в защиту этого свидетельства, и едва мы начали дискуссию, как появился представитель властей и потребовал, чтобы ему разрешили присутствовать.

Он замолчал, положил себе на тарелку еды и съел несколько ложек, тщательно пережевывая.

— Этот представитель, — продолжал падре, — заверил нас, что единственная цель властей — оградить Манускрипт от посягательств извне. Он поставил нас в известность, что на все списки, имеющиеся у граждан Перу, должно быть разрешение. Он сказал, что понимает нашу озабоченность, однако предложил подчиниться этому законоположению и сдать наши списки, пообещав, что власти немедленно выдадут нам дубликаты.

— И вы сдали их? — спросил я.

— Конечно нет.

Несколько минут мы молча ели. Я старался тщательно пережевывать, чтобы по- настоящему насладиться вкусом.

— Мы спросили о применении силы в Кула, — продолжал Санчес, — и представитель сказал, что это была необходимая мера, направленная против человека по имени Дженсен, что в его группе были иностранные агенты и что они были вооружены. По его словам, они собирались найти и похитить еще не обнаруженную часть Манускрипта, чтобы вывезти ее из Перу, поэтому властям ничего не оставалось, как только арестовать их. Ни о вас, ни о ваших друзьях упомянуто не было.

— И вы поверили этому представителю властей?

— Нет. После того как он ушел, мы продолжили нашу встречу. Согласились на том, что будем вести политику мирного сопротивления. Будем по-прежнему делать списки и осторожно распространять их.

— А позволят ли вам это предстоятели вашей церкви? — спросил я.

— Мы не знаем, — сказал Санчес. — Иерархи Церкви относились к Манускрипту неодобрительно, но до сего времени не пытались серьезно разобраться, кто им занимается. Больше всего нас беспокоит один кардинал, резиденция которого находится дальше на север.

Кардинал Себастьян — наиболее ярый противник Манускрипта, и в его руках сосредоточено очень много власти. Если ему удастся убедить отцов Церкви обратиться с решительными воззваниями, то нам придется принять очень непростое решение.

— Но почему он так настроен против Манускрипта?

— Он боится.

— Чего?

— Я уже давно не беседовал с ним, к тому же мы с ним стараемся не говорить о Манускрипте. Но я думаю, что, по его мнению, роль человека заключается в приобщении ко Вселенной без обладания духовным знанием, через одну только веру. Он считает, что Манускрипт разрушит установившееся положение вещей в мире, подорвет основы основ.

— Каким же образом это может произойти?

Улыбнувшись, падре Санчес слегка наклонил голову набок:

— Истина делает человека свободным.

Я смотрел на него, доедая свой хлеб и фрукты и пытаясь понять, что имеет в виду падре. Он съел еще несколько крохотных кусочков и отставил свой стул от стола.

— У вас, похоже, стало гораздо больше сил, — проговорил он. — Вы здесь с кем-нибудь говорили?