Всеволод Соловьев - Волхвы. Дилогия

Огромные окна гостиной были скрыты за спущенными тяжёлыми занавесями. Обширная комната с высоким лепным потолком вся сияла светом от зажжённой люстры и многочисленных канделябров.

Взгляды всех сосредоточились на графе Фениксе и Елене. Таинственный иностранец подвёл свою даму к креслу посреди комнаты, попросил её сесть и затем обратился к хозяину, оказавшемуся возле него:

— Прошу вас приказать подать сюда низенький столик и графин с водою — больше ничего не надо.

Это требование тотчас же было исполнено.

Все с изумлением, а некоторые и с замиранием сердца ждали, что же будет дальше, какую роль может играть графин с водою? Елена сидела неподвижно, с застывшим взглядом широко раскрытых, почти остановившихся глаз; руки её были бессильно опущены, только грудь быстро и порывисто дышала.

— Прошу вас смотреть пристально в этот графин на воду! — громко сказал граф Феникс. — Задумайте что-нибудь такое, что вы желали бы увидеть, или, вернее, подумайте о ком-нибудь, кого вы желали бы видеть. Остановитесь на этой мысли, забудьте всё остальное и смотрите на воду.

Сказав это, он обошёл кресло, на котором она сидела, поднял руки и слегка коснулся ими плеч её. Она сделала порывистое движение, отстраняясь, негодуя на это его дерзкое прикосновение. Но он уже был перед нею и пристально, не мигая впился в неё своими чёрными, как уголь, и в то же время блестящими глазами.

Она почувствовала устремлённый на неё его взгляд. Она ни за что не хотела поднять глаза и встретиться с этим взглядом, неприятным для неё, просто мучительным, бросавшим её то в жар, то в холод. А между тем против воли она всё же подняла глаза и на него взглянула — взглянула и почувствовала, что она во власти этого человека.

Но ведь она не хочет этого! Какое безумие! Что это с нею? Откуда в ней такая слабость, такое отсутствие воли и что это за глупый опыт — смотреть на воду, что она может увидеть в этой воде? Шарлатан, фокусник, обманщик! Он дурачит всех. И она поддалась… и она поставила себя в такое смешное и глупое положение! Все глядят на неё, все будут смеяться над нею, все… Нет, нет, она сейчас встанет и уйдёт.

Но она не встала, не ушла. Она как зачарованная, бессильная и безвольная глядела в глаза стоявшего перед нею и владевшего теперь ею человека.

— Глядите на воду! — произнёс он повелительным голосом.

Она послушно исполнила его приказание, стала пристально, не отрываясь, глядеть в графин с водою.

— Думайте о ком-нибудь! — ещё повелительнее, ещё властнее потребовал он.

И в это же самое мгновение она стала думать о графе Зонненфельде.

Все общество мало-помалу сдвинулось к середине комнаты, окружило Елену и глядело на неё.

Наступила полная тишина, никто не шевелился.

Елена забыла все и всех, не помнила, где она, не замечала теперь, что на неё обращено более полсотни взглядов, только думала о Зонненфельде и глядела в графин с водою.

Так прошло три, четыре минуты. Вдруг Елена вздрогнула всем телом. Лицо её покрылось мертвенной бледностью. Странным, будто чужим голосом она крикнула:

— Вижу!

Она действительно видела. Теперь перед нею была не прозрачная вода, а ясно и отчётливо, как действительность, на которую глядит в уменьшительное стекло, вдруг обрисовалась комната, и она узнала эту комнату. То был кабинет её бывшего мужа в Вене. Вот он сам, только уменьшенный до размеров марионетки. Он сидит за бюро и пишет, время от времени почёсывая своей красной рукою кончик длинного, горбатого, покосившегося на сторону носа. Вот он обернулся и взглянул… и ей кажется, что этот крошечный граф Зонненфельд её видит и глядит на неё своими бледными глазами. Он встал и прошёлся по комнате…

И вдруг всё исчезло. Она уже не думала о нём. Она внезапно вся наполнилась мыслью о другом человеке. Человек этот близко от неё, в той же гостиной графа Сомонова, где и она. Но она ведь не помнит, где она, и совсем забыла, что он здесь, так близко. Она только думает о нём… Снова гладкая, неподвижная поверхность воды начинает тускнеть, а потом вдруг загорается каким-то розовым светом, и из этого розового света выделяется что-то… Яснее и яснее… комната, только это не кабинет в Вене… Это комната, ей неизвестная. Она никогда не знала и не знает такой комнаты. Комната небольшая и просто убранная: большой стол, на столе чернильница, свечи под абажуром, большая открытая мозаичная шкатулка, наполненная бумагами. Дальше — широкий диван, несколько тяжёлых кресел, покрытых тёмной кожаной обивкой… Он, тот, о ком она думает, сидит перед столом и будто ждёт кого-то. Да, она чувствует, понимает, что он ждёт. И вот дверь тихо отворяется… перед нею женщина. Она вглядывается в эту женщину. Она как будто где-то, мельком видела это прелестное юное лицо, эти ясные глаза, эти чудные белокурые волосы… Она наверное видела где-то эту женщину или, вернее, эту юную девушку… Но где? когда? Она того не может вспомнить. Она только невольно поражена её красотою, особенно чистой, особенно ясной красотою.

Она с остановившимся сердцем ждёт, что будет дальше… да, что будет дальше? Как она здесь, эта юная красавица? откуда она?.. кто она? зачем? для чего он так ждёт её?..

Вот он её увидел… он встал ей навстречу… он идёт к ней… они в объятиях друг друга!..

Елена слабо вскрикнула и отшатнулась от графина, в изнеможении склонила голову на спинку кресла. Она закрыла глаза, но тотчас же повелительный голос графа Феникса заставил её очнуться.

— Что же, графиня, убедились ли вы в том, что можно видеть, не стесняясь ни пространством, ни временем?

Но она ничего ему не ответила. Она не могла прийти в себя. Сердце её ныло мучительной, тяжкой тоскою, и она чувствовала, как в этом тоскующем сердце поднимается ещё неведомое ей и непонятное, невыносимо мучительное, острое и жгучее ощущение.

— Графиня, успокойтесь! — между тем говорил граф Феникс. — У меня не было в расчёте пугать вас и смущать. Я только хотел доказать вам истину моих слов…

— Быть может, вы и доказали это графине, но согласитесь, что нам пока ещё ничего не доказано…

Граф Феникс обернулся и взглянул на говорившего это. Перед ним стоял князь Щенятев, и его комичное лицо с маленьким носиком и быстро мигающими глазами выражало смесь любезности и ехидства.

— А между тем мы чересчур все заинтересованы, — продолжал князь Щенятев, — будьте так любезны, граф, произведите какой-нибудь опыт, который бы убедил всех нас, пока ещё не верующих, но очень желающих уверовать… Отдаю себя вам во власть, делайте со мною, что хотите, распоряжайтесь мною как угодно… Я готов принять все страдания ради общего блага.

Граф Феникс улыбнулся.

— Ваше замечание основательно, — сказал он, — но ведь вы не дали мне докончить… Во всяком случае, вас я беспокоить не стану…