Лев Жданов - В сетях интриги. Дилогия

— Добро… «Много заслуг» — изволили вы сказать. Точно. Но мои заслуги не отымают законных прав у тех, кому я обязан был служить по долгу присяги. Заслуги — право на милость, а не основание, не предлог карать и миловать тех, кому служить и повиноваться я обязан по закону, по чистой совести.

— Правда… правда… Как это вы хорошо сказали…

И Анна стала про себя повторять ловко построенное обвинение Миниху, так незлобиво и мирно изложенное на вид.

— Принц, правда, ему много обязан…

— Очень многим, граф!..

— И, конечно, оно бы лучше принцу не ссориться со стариком. Пускай он и взбалмошный… и честолюбив не в меру, не по годам… Но принц молод, ещё ничего такого, значительного, совершить не успел.

— Вот, вот… И я говорю это ему. А мой милейший супруг…

— В этом словечке именно вся и разгадка дела. Супруг — правительницы нашей. Отец его величества, державного младенца. И это одно ставит принца превыше всяких заслуг! На высоту, перед которой даже сам граф Миних должен склонить неподатливую голову с другими наравне!

— Что же. И это верно! — совсем убеждённая силой доказательств Остермана, задумалась Анна. — Но как же нам быть теперь? Чего, собственно, желает старик? Берёт он назад свою отставку?

— Берёт… если ему дадут выгнать нас всех из кабинета, тоже в отставку, но с мундирами. А вашему высочеству он оставляет титул… но без признака настоящей власти.

— Вот как! — словно ужаленная, Анна поднялась с места. Сделав два-три конца по опочивальне, остановилась перед Остерманом, продолжающим сидеть со своей кроткой, незлобивой улыбкой на бледном, старческом лице.

— Отставка у них там готова?

— Захватил я вот… на всякий случай! — подал лист Остерман, не дрогнув ни единым мускулом лица при этой крупной, так легко одержанной победе.

— Послать немедля! — протягивая назад подписанный лист, властно отчеканила Анна. Но сейчас же потянулась за листом рукою, остановила голосом Остермана, который, не ожидая помощи Юлии, довольно быстро теперь заковылял к дверям.

— Постойте минутку, граф. Как там написано? Я и не прочла…

— «Указ нашему генералиссимусу! — начал почти наизусть читать он, не давая листа Анне. — Всемилостивейше указали мы: нашего первого министра и генерал-фельдмаршала графа фон Миниха, как он сам нас просит, за старостью и находясь в болезни, — имея также в виду долговременные нам, и предкам нашим, и государству нашему верные и знатные службы, ныне для покоя от военных и статских дел уволить. А нашему генералиссимусу учинить о том по сему нашему указу. Именем его императорского величества — Анна». Все в порядке… Но, может быть, что-либо поизменить соизволите?

— Нет… всё так… как я и думала. И заслуга… и года… и болезнь! Но… он спросит настоящую причину… И иностранные резиденты при нашем дворе. Эти понимают больше наших русских. Что мне им сказать?

— Кхм… кхм… мне сдаётся, ваше высочество не раз уже объявляли причины, по которым и ранее надо было подписать такой указ! — осторожно снова начал внушать недоумевающей женщине умный старик.

— Может быть. Но… я не помню.

— А я не забыл! Так, к примеру: усиленная склонность графа к прусской партии, нам прямо зловредная… И небескорыстная, как говорят злые языки. Клеветники, несомненно… Но их так много. А поступки были налицо. Этим самым граф вредил прямому делу императрицы австрийской, обиженной пруссаками. И даже когда вы сами изволили повелеть ему оказать сильную помощь Марии-Терезии — граф явно смел ослушаться вашей воли!

— Да, да, правда. Я не забыла! — снова вскакивая с места, заволновалась Анна. — Он не слушал ни меня, ни принца. А я сколько раз приказывала: исполнять распоряжения принца, как мои собственные! Вы правы: иметь дело с таким упрямцем — значит рисковать властью… Даже и за границей это знают. Я получаю письма…

— Слыхал… слыхал… Да это ли ещё одно? Вот взять дело Бирона. Верховный суд постановил: «Четвертовать похитителя власти. Сослать в Сибирь соучастников бывшего правителя». А как же сам граф Миних, который всегда оказывал столь горячую помощь оглашённому преступнику?

— Позвольте!.. Вы же знаете: Бирона решено было не казнить! Указ о прощении прочтут ему у плахи. Но… вы правы! Миних также не может быть в правительстве нашем — отныне и навсегда! Пошлите указ!..

— Слушаю, ваше высочество! — совсем свободно кланяясь Анне, повторил канцлер и, почти не хромая, вышел в покой, где ждали его остальные министры и принц Антон.

— По-обеда? — задал вопрос последний, едва старик появился на пороге с бумагой в руке.

— Полная, ваше высочество! — подавая указ, поклонился тот.

— Так… готово! — пробежав бумагу, обрадовался совсем по-детски Антон. — Грамматин, бери скорее коопию, подписанную мно-ю, отправь в военную коллегию. А этот по-оодлинник я сохраню! А копии другие… Ты уж знаешь, что с ними делать. Исполни немедленно.

Грамматин, отдав поклон, вышел.

Сев снова на своё место у стола, Антон стал подписывать бумаги, здесь приготовленные Тимирязевым и Грамматиным.

— Так, выше высочество, я могу передать отцу? — задал вопрос Миних-сын, видя, что о нём словно совсем забыли.

— Все ппо ппо-орядку, милейший, чтоо-о здесь ввии-дели и слышали! Кстати вот, передайте ему и мой указ. Прослушайте, господа министры… «Ппо укаазу, высочайше утверждённому, извещаю вас, генерал-фельдмаршал, что ваша устная просьба об отставке принята». Везите, граф, но возвращайтесь немедля. Вы будете нам ещё нуу-жны…

— Слушаюсь! — с поклоном проговорил Миних и вышел, повёз отцу приговор, равный присуждению быть заживо погребённым.

— Браво! — по-мальчишески захлопал в ладоши Антон, едва двери закрылись за сыном низложенного фельдмаршала. — Но ээ-тот раа-аз принцесса поо-ступила превосходно! Можно хвалии-ть! И вы — виновник сему, Андрей Иваныч. Тепее-ерь, гоо-судари моо-и, на-адо подумать: кто же заменит старика на его поо-сту?

— Да. Это важно. Выбрать надёжных людей…

— Преданных вашему высочеству и принцессе! — наперебой, в один голос отозвались фон Менгден и канцлер Головкин, два соискателя-кандидата на «вакантные» и доходные места, освободившиеся с уходом Миниха.

— Притом, — заскрипел Остерман, потирая колено, — надо выбрать людей, хотя немного понимающих толк в делах военных. Или не надо? Как полагаете, граф Головкин? И вы, барон?

— Ну, конечно! — сразу сбитые с позиции, кисло улыбаясь, согласились неудачные карьеристы.

И между присутствующими начался живой обмен мыслей по этому важному вопросу…

Часы бежали… День клонился к вечеру.

Анна, словно не находя себе места в опочивальне, то ложилась на кровать, то переходила на кушетку, бродила по комнате, все поглядывая на часы.