Грегор Самаров - При дворе императрицы Елизаветы Петровны

Французский посланник, маркиз де Лопиталь, стоял рядом с любимцем императрицы. На нём был роскошный персидский костюм, а на напудренном парике оригинально торчала феска, украшенная бриллиантовой пряжкой. Маркиз так же оживлённо беседовал и видимо ухаживал за Иваном Ивановичем Шуваловым, как это делал Гью Диккенс по отношению канцлера Бестужева.

За четверть часа до начала бала из дверей, противоположных апартаментам императрицы, вошли в тронный зал великий князь и великая княгиня. Они выбрали венецианские костюмы, которые по своей изысканной простоте выгодно отличались от пёстрых нарядов придворных. Лицо наследника было веселее и оживлённее, чем всегда. У великой княгини было тёмно-синее бархатное платье. Нежный цвет её лица, белизна рук и плеч красиво выделялись на тёмном фоне бархата. Екатерина Алексеевна была ослепительно хороша; её мягкие, грациозные движения и задумчивые глаза делали её ещё привлекательнее.

Свита великого князя тоже была одета в венецианские костюмы, не исключая Брокдорфа и Ревентлова, для которых сшили платья на скорую руку. Ревентлову очень шёл новый костюм, что нельзя было сказать о Брокдорфе. Последний был так комичен, что дамы с удивлением перешёптывались между собой, подавляя насмешливые улыбки.

Этикет требовал, чтобы первые сановники пошли навстречу великому князю, но придворные императрицы не спешили сделать это. Они медлили выразить своё почтение будущему императору и этим ясно показывали, как ещё далёк был от него престол.

Пётр Фёдорович вспыхнул от негодования и холодным, высокомерным взглядом окинул всё общество. Екатерина Алексеевна, наоборот, с приветливой, милой улыбкой отвечала на поклоны, точно благодарила за внимание, которое ей оказывали. Шуваловы тоже подошли к великому князю и княгине, в их поклонах и обращении чувствовалась высокомерная снисходительность: они как будто хотели показать, что видят в нём чужеземного принца, а вовсе не наследника русского престола. Особенно неприязнен был вид обер-камергера Шувалова, которому уже была известна история с пуделем, получившим прозвище Иван Иванович.

Граф Алексей Разумовский почтительно поклонился великому князю, как это требовалось этикетом, но был сдержан и не выражал ни малейшего желания быть особенно угодным наследнику престола. Кирилл Разумовский весело шутил с великой княгиней. Он делал такие остроумные, меткие замечания, что Екатерина Алексеевна от души смеялась. Поведение Кирилла Разумовского, по-видимому, очень раздражало Салтыкова; по крайней мере, он бросал на гетмана гневные, грозные взгляды.

Присутствующие в зале чувствовали щекотливость ситуации. Конечно, в отсутствие императрицы великий князь должен был стать центром общества, но большинство придворных старалось держаться подальше от наследника частью потому, что он был для всех антипатичен, а частью из боязни прогневить императрицу Елизавету Петровну, которая не любила, чтобы её племяннику оказывали большое внимание. К счастью, неловкое положение длилось недолго, так как вскоре По выходе великокняжеской четы двери из апартаментов императрицы открылись и сначала появились многочисленные пажи, а затем показалась и сама Елизавета Петровна в сопровождении своих фрейлин и статс-дам.

Елизавета Петровна при всяком удобном случае надевала мужской костюм старого русского покроя. На этот раз она не изменила своему обычаю и облеклась в широкие белые шёлковые шаровары, которые были заправлены в высокие хорошенькие сапожки, доходившие до колен и плотно охватывавшие стройные, изящные ноги императрицы. Короткий тёмно-красный кафтан, опушённый горностаем, выгодно подчёркивал ещё стройную фигуру Елизаветы Петровны. На вьющихся волосах, лишь слегка посыпанных пудрой, кокетливо сидела маленькая шапочка из такого же тёмно-красного бархата, отделанная тоже горностаем. Шапочка, кафтан и кушак были усыпаны бриллиантами необыкновенной величины и блеска.

И фигура и лицо Елизаветы Петровны казались гораздо моложе в этом одеянии, чем обыкновенно. Блеск глаз казался естественным, и искусственный румянец, который императрица старательно поддерживала, на этот раз не бросался так резко в глаза. В каждом её движении чувствовалась неограниченная правительница, малейшему желанию которой должны были подчиняться миллионы людей на расстоянии сотен тысяч вёрст.

Фрейлины императрицы были в костюмах, напоминавших костюм её величества; только красный цвет заменялся зелёным, горностай — соболем, и, конечно, ни у одной из них не было и сотой части тех драгоценностей, которые украшали Елизавету Петровну. Весь кружок дам, несмотря на то что он состоял из первых придворных красавиц, терялся в присутствии императрицы.

Елизавета Петровна остановилась на минуту в дверях и поклонилась присутствующим, которые склонились перед ней, точно колосья под ветром. Великий князь и его супруга быстро приблизились к императрице, но Елизавета Петровна сделала вид, что не видит племянника, и прежде всего обратилась к Ивану Ивановичу Шувалову, который тоже подошёл к ней вместе с самыми важными сановниками.

— У тебя красивый костюм, Иван Иванович, — проговорила императрица, милостиво протягивая руку Шувалову и влюблённо глядя на него, — он очень тебе к лицу... Но что, собственно, он обозначает?

— Это — костюм графа Эссекса, ваше величество, — ответил Шувалов, целуя руку императрицы.

— Графа Эссекса? — удивлённо спросила Елизавета Петровна. — Почему ты вспомнил о нём?

— Потому что он любил Елизавету, — прошептал Шувалов.

Императрица улыбнулась, и взор её сияющих глаз остановился на стройной фигуре её любимца.

— А ты не боишься этих воспоминаний? — так же шёпотом заметила Елизавета Петровна. — Ведь та Елизавета приказала отрубить ему голову?

— Моя Елизавета этого не сделает, — возразил Шувалов, — а даже если бы и сделала, то в её власти распорядиться моей жизнью как ей угодно. Я только сказал бы ей последнюю просьбу, а именно, чтобы она, как и та английская королева, пролила слёзы о несчастном верном слуге, обожавшем её до самой смерти.

— Ну, зачем моим глазам слёзы, — проговорила императрица, нежно пожимая руку Шувалова, — пусть они любуются моим дорогим другом.

Шувалов тихо отступил назад, торжественно поклонившись. Этот короткий разговор полушёпотом доказывал присутствующим, как высоки и непоколебимы его ставки при дворе.

Среди придворных началось движение, все старались приблизиться к любимцу, удостоиться его взгляда, улыбки! От наследника почти все отвернулись, так как было известно, что так называемый «молодой двор» состоит в открытой вражде с Иваном Шуваловым.