Грегор Самаров - На пороге трона

— Шевалье Дуглас — личность, заслуживающая полного доверия. Я убедился в этом после того, как испытал на себе привезённое им средство.

— А ты пробовал привезённое им средство? — спросила Елизавета.

— Я выпил несколько капель эликсира, добытого им у графа Сен-Жермена.

— И что же ты почувствовал? — спросила императрица, глаза которой всё больше оживлялись.

— Необычайный подъём жизненных сил, духовных и телесных, — ответил граф. — Мне казалось, словно я стал моложе на многие годы, а во всем теле ощущался чудесный прилив жизненной энергии.

— Странно... странно! — заметила государыня, проводя рукой по лбу, словно хотела отогнать какую-то неприятную мысль. — Странно! Неужели это возможно?

— Вашему величеству стоит только приказать и убедиться в истине моих слов.

— У шевалье Дугласа есть тот эликсир, о котором ты говоришь? — спросила государыня.

— Он говорит, что снабжён им на долгое время, — ответил Шувалов, — для приёма достаточно ведь нескольких капель.

— И он здесь? — продолжала Елизавета. — Ты привёз его с собой?

— Дуглас и его эликсир к услугам вашего величества, — сказал Шувалов.

— Приведи его сюда, приведи его сюда! — воскликнула императрица. — Ты прав, даже если он — фокусник и шарлатан, он развлечёт меня, это будет мне забавой. Приведи его!..

— Я был уверен, — сказал граф, целуя руку государыни, — что вы, ваше величество, согласитесь на мою просьбу; я убеждён, что вы будете благодарить меня. Я буду счастлив, — добавил он с лёгким укором, — доказать моей государыне, что моё сердце предано ей и что моей единственной мыслью может быть только желание видеть главу возлюбленной монархини вечно озарённой лучами радости. Через несколько минут мои иностранцы будут здесь.

Граф ещё раз склонился над рукой Елизаветы, а затем быстро удалился.

«Неужели это возможно? — подумала она. — Заворожить духа молодости, заставить его победить старость, избавив от разрушительных уколов жала этой змеи? О, если бы существовала такая тайна, господство ныло бы за мной, настоящее господство и могущество. Так как будущее принадлежало бы мне! А Шувалов верит в это, он говорит так убеждённо, так уверенно!. Ему ведь надо верить; его будущее связано с моим, а восходящее солнце, на которое устремлено так много взоров, не шлёт ему приветливых лучей. А всё-таки, — продолжала она думать, печально качая головой, — может ли это быть? Возможно ли, чтобы Создатель дал возможность простому смертному существу проникнуть в Его тайны?»

Она глубоко вздохнула, но в её оживлённом взоре светилась надежда, когда она, прислушиваясь, выжидательно устремила взор на тенистую дорогу.

Из золотистой зелени аллеи выступил граф Иван Иванович Шувалов под руку с дамой, причём по другую его сторону шёл господин с той уверенностью, которую даёт привычка бывать при дворе. При некоторой непринуждённости в нём проглядывало настроение высокой почтительности, выказываемой в присутствии высочайших особ. Дама, которую Шувалов вёл с рыцарскою изысканностью, представляла собой явление, которое всюду должно было привлечь на себя всеобщее внимание. Её изящная фигура была облечена в элегантное придворное платье из светло-зелёного шёлка, покрытого роскошными тонкими кружевами. Оно было сшито по последней парижской моде, только вырез не был так глубок, как было в обычае носить в то время. Тонкие и правильные черты лица отличались детской нежностью, хотя полные, красиво очерченные губы выражали энергию, а в больших, ясных и умных глазах светилось так много мужества и огня, что их гордый взор, казалось, скорее мог бы принадлежать молодому мужчине, чем нежной, миловидной девушке.

Шевалье Дуглас, шедший по другую сторону Шувалова, был человек лет тридцати. Он был одет в тёмно-серый придворный костюм, отличавшийся изысканной простотой. Его лицо было узко и бледно и носило выражение сдержанного спокойствия светского человека; только маленькие, тёмные, живые глаза зорко и пытливо смотрели кругом.

За несколько шагов до входа в беседку Монплезира граф Шувалов быстро отделился от своих спутников, встал у подножия оттоманки императрицы и представил ей обоих иностранцев, низко поклонившихся ей, ещё стоя на пороге. Всё это граф совершил так торжественно, словно присутствовавшие находились у трона, в большом зале для аудиенций, в Зимнем дворце.

Несколько мгновений Елизавета с пытливостью внимательно смотрела сначала на Дугласа, а затем на его спутницу. Последняя стояла в робкой позе, слегка наклонившись, но её взор так настойчиво, так испытующе был устремлён на Елизавету, что государыня, удивлённая, почти смущённая, опустила веки.

— Вы — англичанин? — спросила императрица Дугласа.

— Моя фамилия шотландского происхождения, ваше величество, — ответил он, — но я — француз и радуюсь, что имею счастье выразить чувства глубокого почтения и удивления, которые мой народ проявляет по отношению к великой русской государыне, и в то же время передать о той громадной симпатии, которую Франция питает к благородному русскому народу.

— До сих пор я видела мало доказательств этих высоких чувств, — строго, с лёгким оттенком иронии заметила Елизавета. — Дипломаты вашего двора не особенно старались обнаруживать эти симпатии по отношению к России.

— Ваше величество! Нельзя делать ответственными короля и французскую нацию за неловкость отдельных дипломатов, — ответил Дуглас. — Самые выдающиеся умы Франции с восхищением взирают на мощный молодой русский народ, успевший так быстро встать в ряды первых европейских держав, и, — добавил он с почтительным поклоном, — на повелительницу его, которая ведёт его на славный и великий путь. Господин Вольтер, от которого я имел честь передать письмо графу Шувалову, при нашем последнем свидании в восторженных выражениях высказал те же мысли.

— Аа! — произнесла государыня, сдвинув брови. — Господин Вольтер, поклонник прусского короля? Мне действительно кажется, — продолжала она язвительным гоном, — что вы особенно желали польстить мне, сообщив, что я разделяю его восхищение вместе с прусским королём.

— Господин Вольтер, — сказал граф Шувалов, всё время нетерпеливо ждавший возможности дать разговору другой оборот, — выказывает особенный интерес к академии, которую я основал по приказу вашего императорского величества, и пишет мне много любезностей но поводу этого события, хотя я только исполнил веления государыни.

— Это было вашей мыслью, граф Иван Иванович, — сказала императрица, причём её лицо снова просветлело. — По справедливости вы можете приписать славу и себе. — Затем она обратилась к молодой девушке и сказала, глядя на неё с некоторой благосклонностью. — А вы, что привело вас в мою северную столицу? Я не могу думать, что вы, подобно Вольтеру, интересуетесь моей академией.