Александр Филимонов - Битва на Калке. Пока летит стрела

Ивану повезло. Большая чёрная птица — ворон — неподалёку раскапывала из-под тряпок нечто продолговатое. Иван побежал, отогнал наглую птицу и увидел, что она нашла мешок с сухарями. Он сразу схватил один сухарь и начал грызть, урча от удовольствия. Пока не сгрыз весь сухарь, никак не мог заставить себя остановиться. Только потом взялся за весь мешок.

Мешок наполовину был залит кровью лежавшего рядом дружинника. Хотя это только по большому и когда-то сильному телу Иван решил, что дружинник. Вполне он мог быть и ополченцем, таким же, как Иван, мастеровым. Ничего, что мешочек в крови, внутрь-то она не просочилась: и холстина плотная, и кровь сразу свернулась на жаре. Сухарики и не промокли почти. Однако надо бы мешок подобрать другой.

Иван ещё долго собирал всё, что попадалось: хлеб, муку рассыпанную, сушёную изломанную рыбу, жевал одновременно то одно, то другое, пока, насытившись едва ли не до тошноты, трезвым взором не осмотрел всё найденное добро. Куда столько? Этого хватило бы надолго, останься Иван тут зимовать. Но ему надо было срочно, как можно быстрее уносить отсюда ноги. А тащить-то припас придётся на своём горбу!

Не обращая больше внимания на птиц, собравшихся сюда словно со всей степи, Иван разобрал всю добычу. И, держа в руках кусок сухой белой шаньги, вдруг отчётливо вспомнил: мать, Пелагея, пекла когда-то такие же! Сестрёнок родных звали Посада и Матрёна! Отца — Демьян!

Беспамятство ушло, улетучилось куда-то, как влага под солнцем. Иван ещё раз огляделся по сторонам, и вдруг ему стало страшно. Он, живой, не мог больше находиться здесь, среди мёртвых, которых некому было оплакивать и некому хоронить. Озираясь, он почувствовал, что ещё немного — и сам упадёт мёртвым, присоединится к погибшим вчера товарищам. А дома ведь ждёт его жена Арина с близнецами Власием и Демьяном! Он вспомнил!

Выбрав крепкий заплечный мешок, Иван набил его, сколько возможно, едой, подобрал рваную полсть от чьего-то шатра, чтобы ночью было во что завернуться. И пошёл на запад.

Через некоторое время, уже отойдя от разбитого стана, он остановился, обернулся назад и отвесил мёртвым поясной поклон — всем сразу. Спите спокойно, не поминайте лихом!

Так началось возвращение с войны Ивана в Киев.

Идти через голую степь было скучно, но нужно. Он постоянно оглядывался, ища опасность. Но в степи никого не было. А волки, которые всё время крутились неподалёку, а по ночам не давали спать своим воем, его не трогали. И чего им было нападать на одинокого путника, когда всюду валяются трупы, слегка уже вздувшиеся на солнце и оттого ещё более вкусные. От сытости волки были заняты лишь друг дружкой, словно у них начался свадебный гон, с долгой беготнёй за самкой.

Когда попадался ручеёк, Иван пил. Воду с собой нести было не в чем, поэтому возле каждого мало-мальски пригодного водоёмчика он останавливался основательно, пил, отдыхал и снова начинал пить. Один раз, уже напившись из какого-то озерка, он увидел на дне его едва прикрытого травой покойника в полном военном снаряжении. Ивана долго рвало — аж до желчи, но когда он понемногу успокоился, то обида на мертвеца прошла, он выволок его из воды и похоронил, ничего себе не взяв, кроме мешочка с серебром, привязанного к поясу. У Ивана уже просыпался обыкновенный людской азарт к жизни. Пусть это будет вместо обещанной князем платы за поход, решил он.

Уже и степь кончалась, начинались перелески, в которых так сладко было посидеть на травке, давая роздых распаренным ногам, дыша полной грудью. Очень скоро должен был показаться сам Днепр. Иван знал, что надо идти вверх по течению, чтобы добраться до Киева. А также, чтобы встретить наконец кого-нибудь живого! Русского человека встретить, поговорить, рассказать ему. Пусть и не поверит, а всё же душа соскучилась по живому общению, по звукам родной речи. Уж сколько дней он разговаривал только сам с собой да с попадавшимися по пути мертвецами, которых, правда, становилось всё меньше и меньше по мере того, как Иван приближался к Днепру. Места были вовсе незнакомые, русское войско шло не здесь. Иван, стало быть, дал крюк. Но мимо Днепра-то ему всё равно не пройти! Пусть и сухари в мешке заканчиваются, но спасение уже близко!

Однажды на рассвете его разбудил запах дыма. Чутким, обострившимся обонянием Иван определил, что пахнет не просто горелой древесиной. Не лесной пожар, что-то к этому дыму примешивалось такое жилое, знакомое. Уж не до людей ли он добрался?

Да, оказалось именно так. Иван различил в траве еле заметную тропку и побежал по ней, потом опомнился, перешёл на шаг. К людям нужно было подойти спокойно, без спешки.

Он увидел огород, вовсю зеленеющий ботвой репы, обставленный плетнём от непрошеных посетителей. Долго стоял, любовался мирным делом человеческих рук. Скоро должны были показаться дома поселян, а то и целый посад, окружённый стенами, как вот этот огородик. Там Иван узнает, как скорее добраться до дому.

Дорога круто сворачивала вправо, Иван повернул вместе с ней. Запах дыма, так радовавший недавно, стал вдруг невыносимым. Чего это вы тут развонялись, хотел подумать Иван, но не успел. На толстой ветке дуба, росшего возле тропинки, висела девушка.

То, что это девушка, можно было определить только по длинным спутанным волосам. Она висела нагая, вся в крови, с распоротым животом, из которого до самой земли свисали размотавшиеся внутренности. Вместо грудей у девушки чернели большие круглые раны. Кроме того, она вся была истыкана — стрелами ли, копьём ли. Тут начиналась широкая поляна, изрытая конскими копытами.

И висело ещё несколько девушек в таком же виде. Иван невольно подумал, что хорошо бы чем-то прикрыть мёртвые тела от сраму, но его опять, как и четыре дня назад, скрутило приступом рвоты. Какой же срам у них, думал в промежутках между спазмами. Они и так уже весь срам, который можно, приняли. Такое теперь время настаёт! Мужчины принимают свой срам, женщины — свой.

За время своего путешествия Иван как-то отвык думать про монголов: слишком горько было о них вспоминать да и ходьба отнимала много сил, мешала думать. Но здесь, стоя перед этими изнасилованными и замученными русскими девушками, он мгновенно и ярко представил то, что здесь произошло. Теперь было понятно, отчего таким мерзким показался дым.

Дальше, за широкой поляной, где монгольские воины развлекались, расстреливая девичьи тела, лежали догорающие руины небольшого городка.

Смотреть на это Иван не стал. Издалека он увидел кучи тлеющих брёвен, россыпь мертвецов — судя по размерам, и детей тоже. Всех убили, до последнего человечка, не пощадили никого. И пошли себе дальше — жечь и разорять города, которые попадутся на пути. Да кто же остановит эту злую могучую силу? Может, и Киев сейчас вот так лежит в развалинах, а жена Арина, так же поруганная, раскачивается на воротах перед домом?