Марина Кретова - Баронесса Вревская: Роман-альбом

Нового у нас мало; больных меньше эти дни, но ждут битвы под Рущуком, и все говорят о перемирии перед Рождеством. Калек опять много, вчера привезли опять несколько с отвалившимися пальцами на ногах от мороза. Я сама вчера один отрезала ножницами у солдата. Был у меня вчера тоже один раненый: одной пулей выбило оба глаза... конногренадёр, молодой, здоровый солдат. Вчера также привезли двух генералов раненых (бригадных) — Зеделер и Розенбах. Павловский и Егерский полки их пострадали под Софией.

8 ноября. Сию минуту еду в Бухарест; всё благополучно; давно опять от тебя нет писем. Мой отпуск начинается с 5 ноября.

10 ноября. Вернулась благополучно из Ясс, напутствуемая всеми нашими. Путешествие неинтересное, на полпути находится Плоешти, где летом жил император. Город совершенно на плоскости, но весь в садах. Болгарок никаких нет, все долгоносые молдаване и жиды. Впрочем, теперь уже листьев нет и все уже в другом виде. В Бухаресте нет ни угла в гостинице. Чичерин, который тут при складе, познакомил меня с кн. Щербатовым, уполномоченным летучего отряда в армии наследника.

Но, к несчастью, он мне сказал, что у Красного Креста нет денег и что в отряде 14 георгиевских сестёр. Госпитали закрываются, и уменьшают расходы.

Я тут живу в здании Красного Креста. Думаю выехать завтра во Фратешти и, если можно, посмотрю Дунай.

Не беспокойся, если не будет писем, отсюда никогда не доходят; пиши мне на имя Чичерина, он отошлёт. Может быть, очень скоро вернусь из Фратешти, а может быть, проеду несколько далее в дальний монастырь, где Дондукова-Корсакова; там, говорят, лазарет в ужасном виде и нет ни одной сестры. Опасности нет, даю тебе слово.

21 ноября. Сейчас всю ночь ты снилась мне. Я даже отвыкла беспокоиться, потому что никогда не получаю твоих писем. Не знаю, огорчит ли тебя очень моё решение отменить моё путешествие до поры до времени к вам. Я не приеду на Рождество и буду молиться и желать вам счастья издалека.

Хотя я терплю тут большие лишения, живу чуть не в лачуге, питаюсь плохо, но жизнь мне эта по душе и мне нравится. Я встаю рано, мету и прибираю сама свою комнату с глиняным полом, надеваю длинные сапоги, иду за три версты в страшную грязь в госпиталь, там больные лежат в кибитках калмыцких и мазанках. Раненые страдают ужасно, часто бывают операции. Недавно одному вырезали всю верхнюю челюсть со всеми зубами. Я кормлю, перевязываю и читаю больным до 7 часов утра. Затем за нами приезжает фургон или телега и забирает нас, 5 сестёр. Я возвращаюсь к себе или захожу к сёстрам ужинать. Ужин в Красном Кресте не роскошный: курица и картофель, всё это почти без тарелок, без ложек и без чашек.

Кн. Щербатов (он — уполномоченный) очень умный и милый человек и мне очень симпатичен. Он отлично ведёт дело. Я, вероятно, пробуду тут весь свой отпуск. Если возможно будет, постараюсь прикомандироваться к этому отряду. Тут осень в полном разгаре и бывают морозы. Кажется, нет надежды, чтобы война кончилась к Рождеству. Плевна, говорят, хорошо снабжена сухарями и может держаться долго. Турки нападают на Тырново... Раненых у нас много умирает, и офицеров пропасть под Плевной выбыло из строя.

16?.. Не можешь себе представить, что у нас делалось — едва успевали высаживать в другие поезда... стоны, страдания, насекомые. Просто душа надрывалась. Мы очень устали и когда приходили домой, то, как снопы, сваливались на кровать. Нельзя было писать, и давно уже не читала ни строчки, даже газеты, которые у нас получает Абаза. На днях у нас при передвижении поездов у барака раздавило рельсами двоих раненых; я не имела духу взглянуть на эти раздавленные черепа, хотя беспрестанно должна была проходить мимо для перевязок в вагонах.

...Но солдаты страдают ужасно. Сегодня утром видела Горчакова, очень потолстел, постарел, по-прежнему очень мил, но едва держится на ногах. Много тут петербургских знакомых, но не видаю никого: у меня заняты мысли другим.

Заказала сегодня себе большие сапоги, надо завтра купить и ещё кое-что тёплое; я решилась пробыть сестрой милосердия всю зиму; по крайней мере, дело, которое мне по сердцу. Жизнь тут ужасно дорога: кило сыру стоит 2 р. 40 коп. Говорят, что в лагере цены невероятные. Я получила деньги свои, буду экономить... чтобы употребить деньги — как, ты знаешь, нужно. Ко мне сюда приехала дама, г-жа Корнева, с которой я ехала из Ясс, она едет к своему мужу в Тырново и надеялась встретить его тут; представь себе — его нет, и она в отчаянии, у неё всего осталось 40 франков, и она к тому же ужасная трусиха; не знаю, удастся ли мне пристроить её тут как-нибудь, пока муж приедет.

5 декабря. Обретении. Вот я и достигла моего задушевного желания и была на перевязочном пункте, т. е. в деле. Дали тут знать в Белую, что турки шевелятся, я не имела права ехать с сёстрами, так как я не прикомандирована к отряду, но считаюсь в отпуску. Мне достали таратайку, и я особо приехала в Обретеник, деревушку, где живут постоянно две сестры при лазарете — это в 12 вёрстах от Белой. На следующий день ничего не было, и Щербатов уехал с двумя сёстрами. Две другие остались, и я тоже.

30-го в 8 часов утра в 10 вёрстах началось дело при Мечке. Мы были на самом передовом пункте, но, конечно, в овраге. Я видела издали летящие снаряды, т. е. дым, и к нам беспрестанно привозили по 2 — 3 человека окровавленных солдат и офицеров. Двоих привезли с раздробленными ногами, и им тут же сделали ампутацию их; один из них уже умер. Сцены были ужасные и потрясающие — мы, конечно, были все в опасности и весь день до глубокой ночи все делали перевязки, нас было всего три сестры, другие не успели приехать. Раненых в этот день на разных пунктах было 600 вместе с убитыми; раны все почти тяжёлые, и многие из них уже умерли. Победа осталась за нами, как тебе известно. К нам привезли много раненых турок, и нам приходилось их перевязывать; у иных по 11 ран. Я так усовершенствовалась в перевязках, что даже на днях вырезала пулю сама и вчера была ассистентом при двух ампутациях. Дела эти дни пропасть у нас, по многу раненых увозят из сараев, где они тут разложены в полевых лазаретах. Гут грязь непроходимая. Сегодня выпал мокрый снег. Болгарки похожи на черкешенок и, увы! — недоступны для русских ловеласов, так, по крайней мере, все говорят.

Страна тут дикая, и ничего, кроме кукурузы, не едят. Я живу тут в болгарской хате, довольно холодной, и хожу в сапогах, обедаю и ужинаю с сёстрами на ящике (я плачу за это). Всякий день мы едим похлёбку и котлеты, а вечером — баранину и чай. Никого тут не видно, кроме докторов в госпитале; Щербатов уехал в Систово. Я ещё не знаю, что буду делать, т. е. останусь ли тут или уеду в Белую. Вчера проезжал государь недалеко отсюда, уехал в Петербург. Почта не доходит, в Бухарест случая не было, и я 2 месяца не знаю, что ты делаешь. Обо мне не беспокойся. У меня в комнате нет ни стула, ни стола. Пишу на чемодане и лёжа на носилках.