Мишель Зевако - Борджиа

– Вы слишком добры ко мне, сестра, – с тревогой в голосе возразил герцог Гандийский. – Вы забываете, что наш род обязан славой да и папским престолом шпаге Чезаре.

– Это верно! – подтвердил сам Чезаре. – Я достаточно искусно владею шпагой… Белое оружие – мой конек.

Проговорив эти слова, Чезаре выхватил кинжал и резким ударом вогнал его в крышку стола. Легкий гул прошелестел по залу. Франческо страшно побледнел. И только Лукреция звонко рассмеялась.

– Давайте ужинать! – весело предложила она.

Она быстро взглянула на матерчатую занавеску, и та заколыхалась. Тем временем служанки принялись за дело.

Лукреция Борджиа была одета, но лишь для того, чтобы показаться более желанной сотрапезникам. Легкая газовая материя едва прикрывала ее наготу, ее красоту, ее несколько массивные формы, словно высеченные из цельного куска мрамора.

Время от времени она бросала беглый взгляд к занавеси, незаметно подрагивавшей. Но как ни легко было это подрагивание материи, оно позволяло Лукреции понять, что кто-то смотрит на нее и слушает ее слова.

– О чем говорят в нашем славном городе Риме? – спросила Лукреция.

– Черт побери, синьора, там рассказывают удивительную, небывалую, невероятную историю…

– И что же это за история, герцог Риенци?

– Герцог! – почти умоляюще прервал ее Франческо Борджиа.

– Любовная история! – ответил герцог.

– Послушаем, что за история… – сказала Лукреция. – Любовь … Да это же единственная вещь, ради которой стоит жить и умирать!..

И в то же время она обвила шею Франческо.

– Рассказывайте, герцог! – приказала она томным голосом.

– Да, да! – закричали сотрапезники. – О любви! Будем говорить только о любви!

– О, – смутился герцог, – это история о чистой девичьей любви. Мне даже немного стыдно ее здесь рассказывать.

– Начинайте, – приказал Чезаре.

– Раз вы приказываете, монсиньор… Так вот, говорят, что однажды знаменитый капитан, самый благородный из тех, что есть, влюбился…

Взгляды присутствующих обратились на Чезаре.

– И притом, – продолжал герцог, – так сильно, как никогда еще не влюблялся. Утверждают, что его сердце сделано из бронзы, но теперь это сердце стало голубиным. Он вздыхает, томится… И что самое любопытное? Предмет его страсти остается неизвестным, и никто не может к нему приблизиться. И вот наконец история становится просто невероятной, и все-таки правдивой: неизвестная отклоняет с восторгом и признательностью все подарки этого великого капитана, отвергает и презирает их!

– А как зовут этого достойного влюбленного?

– Отгадайте! – запинаясь, пробормотал вконец опьяневший герцог Риенци… – Он среди нас.

– Не надо гадать! – прорычал Чезаре Борджиа. – Этот влюбленный – я! И горе тому, кто меня осудит!..

– Монсиньор!.. Поверьте…

– Что же до этой женщины, то клянусь вам: скоро она перестанет меня презирать!…

Лукреция рассмеялась:

– Итак, дорогой мой Чезаре, вы мне изменили?.. Покидаете меня?..

– Да нет! – ответил Чезаре, почувствовавший, как тяжелеет его мозг под опьяняющим действием вина, чувств и гордости.

Он продолжил, запинаясь:

– Нет, Лукреция, я не предам тебя. Ты – навечно моя! Как и она будет моей, тоже моей!.. Как и твоя жена, Риенци, была моей!.. Как и ты должна быть моей! Моей! Только моей! Вы слышите? Все вы?

Он тяжело дышал. Взгляд его метал кровавые молнии… И именно в эту минуту Лукреция поднялась и обеими руками обняла Франческо, герцога Гандийского. Франческо, смертельно побледнев, вынес ее поцелуй. Тщетно он пытался освободиться.

– Черт возьми! – покраснел Чезаре и, движимый приливом бешенства, оттолкнул стол.

Одновременно он схватил лежавший пред ним кинжал и, разъяренный, двинулся к своему брату Фраческо… Внезапно он набросился на него. Рука его взмыла вверх, а потом молниеносно упала вниз. Лезвие кинжала целиком вошло в грудь герцога Гандийского. Тот упал навзничь. Изо рта пошла кровь.

Насмерть напуганные зрители этой сцены просто-напросто окаменели. Лукреция отступила, странная улыбка появилась на ее губах.

– Ко мне, – прохрипел несчастный герцог Гандийский, – ко мне! О, я горю… Воды!.. Пощадите!.. Глоток воды!..

– А, ты хочешь воды, – зловеще рассмеялся Чезаре. – Подожди, братец, я напою тебя!..

И тогда произошло нечто чудовищное. Чезаре Борджиа схватил брата за ноги и потащил его по полу, причем мертвенно-бледная голова оставляла на гладких плитах кровавый след. Чезаре тащил тело и ревел:

– Воды моему брату Франческо! Воды любовнику Лукреции!.. Всю воду Тибра герцогу Гандийскому!..

Чезаре миновал всю анфиладу комнат, добрался наконец до последней двери и распахнул ее… У ног безумца в ночи катил свои воды Тибр. Чезаре поднял тело и резким толчком сбросил его в реку. Свидетели этой сцены в ужасе разбежались… Тогда Лукреция Борджиа бросилась к матерчатой занавеске, подняла ее и проскользнула в едва освещенный кабинет. Там в каком-то своеобразном кресле пристроился старик с грубыми чертами лица, на котором застыло выражение неописуемой злобы. Этот старик все слышал и все видел!.. Это был отец Франческо, герцога Гандийского, отец Чезаре, герцога Валентинуа, отец Лукреции, герцогини де Бишелье [4] Герцогиня ди Бишелье – в июле 1498 г. 18-летняя Лукреция Борджиа вступила во второй брак. Ее супругом был 17-летний Альфонсо Арагонский, внебрачный сын неаполитанского короля Альфонсо II. В подарок к бракосочетанию юноша получил от дяди Федериго, правившего тогда в Неаполе, титул герцога Бишелье и Салерно. , – это был Родриго Борджиа… Это был Римский папа Александр VI…

– Вы довольны, отец? – спросила Лукреция.

– Черт возьми, дочка, ты зашла слишком далеко… Бедный Франческо!.. Я сам отстою мессу по его душе!.. Как жалко!.. Он был отличным парнем, этот Франческо, но как герцог Гандийский он мешал моим планам. А теперь прощай, дочь моя… даю тебе благословение понтифика, чтобы новый грех был полностью прощен тебе…

Лукреция склонилась. Понтифик встал и вытянул десницу. Когда Лукреция распрямилась, отец ее уже исчез.

Лукреция Борджиа вернулась в пиршественный зал и убедилась, что он опустел.

– Трусы… – процедила она, – разбежались… Опьянение страхом заменило в их жилах опьянение сладострастием… Эх, нет больше мужчин!.. Мой отец был последним, но он уже состарился… Почему природа сотворила меня женщиной?.. Меня, готовую проглотить весь мир…

Она бросилась на кучу подушек и вытянулась. Вдруг перед ней обрисовалась какая-то тень. Лукреция небрежно повернула голову:

– А, это вы, братец? – и она протянула руку Чезаре.

Он только что вернулся, и тот, кто сейчас увидел бы его, никогда бы не подумал, что этот человек несколько минут назад убил брата. Сестра увидела веселое, жизнерадостное лицо и улыбнулась Чезаре. В двойной улыбке этой чудовищной парочки заключалось нечто ужасное.