Анри Кок - Последние из Валуа

На портретах были представлены: Амблар де Бомон, хранитель печати графства Дофине при дофине Юмбере II; еще один Амблар де Бомон, ставший в 1428 году представителем Дофине в Монфоре (под портретом стояла надпись: Nobles et potens vir . – Муж благородный и могущественный); Эмар де Бомон; Жак де Бомон, формально ставший владельцем Башни дез Адре; наконец, Жорж де Бомон, отец знаменитейшего Франсуа, барона дез Адре».

После отбытия сына Людовика, и особенно после того, как капитан Ла Кош, его друг и наперсник, уехал в Париж (вместе с шевалье Сент-Эгревом) проматывать те многочисленные золотые монеты, которые он подобрал после разграбления замка Ла Мюр, после того, наконец, как он остался один, совершенно один в своем замке, барон дез Адре буквально умирал от скуки…

А в те дни, когда ему становилось тоскливо, барон дез Адре – весьма странная, следует заметить, мания для такого человека, как он! – обращался к Богу. По меньшей мере дважды в день, долгими часами, он практиковал самые различные религиозные обряды.

Вот только было кое-что, смущавшее его в отправлении этих обрядов. Принадлежа сначала к протестантской религии, потом вернувшись в лоно Церкви, чтобы стать гугенотом, а затем снова сделавшись католиком, этот достопочтенный барон иногда испытывал затруднения с тем, в какой именно манере ему следует молиться.

Без помощи капеллана – брата Гиацинта – он бы с этой проблемой, вероятно, и не справился.

– Говорите Богу то, что придет монсеньору на ум, – настовлял в такие минуты брат Гиацинт, – и если пришедшее вам на ум будет праведным, Бог вас выслушает. Бога интересует не форма, а содержание!

И когда мы называем странной манией с годами выработавшуюся у барона привычку делаться в такие дни скуки набожным, мы немного грешим против истины. Правда заключается в том, что этот человек, за свою жизнь совершивший немало поступков, достойных бандита, действительно верил – когда ему этого хотелось – в добродетель.

Дело в том, что в юности, когда ему не было еще и пятнадцати лет, барон дез Адре являл собой пример умеренности и целомудрия, свидетельством чего может служить такой анекдот, рассказанный Леоном Гозланом:

Было это в эпоху итальянских войн, великих баталий между Франциском I и Карлом V, этими вечными соперниками, способными как на блестящие военные подвиги, так и на гнусные предательства. Генуя была взята Лотреком, главнокомандующим французской армии. Французы триумфально вошли в город… и вот уже полгода предавались развлечениям всех видов: любви, пьянкам, танцам и играм.

Ну и вот, в один из вечеров этого веселого пребывания французов в Генуе, капитан Шарль Аллеман – капитан полка, сформированного в Дофине из местных дворян, в числе которых был и добровольцем поступивший на военную службу (хотя ему не исполнилось в ту пору еще и пятнадцати) барон дез Адре, – капитан Шарль Аллеман, также не отказывавший себе в небольших радостях победы, прогуливался по набережной Аква-Верде, дыша – после несколько затянувшегося, бурного ужина – свежим морским воздухом и пытаясь вернуть ногам гибкость и прямизну, утраченные вследствие бесконтрольного потребления местного спиртного…

Когда вдруг лучик лунного света, упавший на стальной клинок, навел его на мысль о присутствии в этом одиноком месте, на этом променаде, отделенном от любого публичного бала, кабаре и прочих развлекательных заведений одного из его солдат.

Капитан подходит ближе и узнает в этом солдате молодого барона дез Адре, – тот сидел в задумчивости у воды с видом столь рассеянным, что даже не заметил, как он подошел.

– Это вы, де Бомон?

– Кто здесь? – всполошился юноша.

– Ваш капитан. Но вы-то здесь что делаете? Удите без удочки?

– Да, капитан, пытаюсь кое-что выудить.

– И что же?

– Мысли.

– Гм! Странно, мой юный барон. О чем еще в ваши-то годы можно думать, если не об удовольствиях? Почему вы не с вашими товарищами из Дофине, которые вот уже с полгода развлекаются здесь, в Генуе, так, что превратили этот город в самую веселую, на моей памяти, преисподнюю. Или вам местное вино не по душе?

– Я не пью вина, капитан.

– Не пьете вина?.. Вы, похоже, забыли, с кем говорите, раз изволите смеяться надо мной!

– Я пью одну лишь воду, если позволите.

– Воду! Так вы сюда пришли на свое водохранилище?.. Воду! Ха, воду! – бормотал капитан, смеясь, хохоча, потирая руки. – Ну, хорошо, вы пьете лишь воду, но ведь в Генуе кроме вина есть и другие удовольствия, которыми сейчас наслаждаются ваши товарищи. Танцы, к примеру.

– Я не танцую, капитан.

– Гм!.. Так играйте в карты.

– Я не играю.

– Ну, так еще остается любовь… Черт возьми, если вы хотите быть солдатом, должны же у вас быть хоть какие-то достоинства, присущие солдату… Даже Баярд, мой славный предок, наш соотечественник… царствие ему небесное…

– Баярд не пил, капитан.

– Я этого и не говорю, но Баярд хотя бы…

– И не танцевал.

– Не танцевал, но…

– И не играл, капитан.

– Чёрт возьми! – воскликнул капитан. – Если Баярд, мой предок, не пил, не танцевал и не играл, то любил, по крайней мере… Если хотите, могу женить вас на его побочной дочери, которую зовут Жанной.

– Я как раз о нем и думал, когда вы подошли, капитан.

– Раз уж вы думали об этом рыцаре без страха и упрека…

– Без страха – да… – порывисто возразил дез Адре.

– И без упрека, разумеется!

– Нет, отнюдь не без упрека.

– И что же вы можете поставить ему в упрек, мой юный барон?

– То, что он любил.

– Я отошлю вас к родителям! – рассердился капитан, услышав такой ответ, и пошел прочь от своего протеже, поведение которого – это в шестнадцатом-то веке – вызывало у него полнейшее неприятие.

Капитан Шарль Аллеман, однако же, не исполнил своей угрозы, предпочтя вместо этого отвезти дез Адре в Неаполь, в генеральный штаб французской армии, куда во главе одиннадцатитысячной армии направлялся, дабы атаковать Лотрека, принц Оранский.

То были одиннадцать тысяч мародеров – немцы, испанцы, итальянцы, – то храбрые до неистовства, то трусливые до безумия, но всегда убийцы и воры. Лотрек и Аллеман погибли в этой кампании, и дез Адре попал в полк Гийо де Можирона.

По возвращении домой барон дез Адре если уже и не воздерживался от вина – слишком большое лишение! – то, по крайней мере, воздерживался, особенно после отъезда Ла Коша, от всех прочих запрещенных законом радостей.

Он больше не играл – так как обычно играл с Ла Кошем. Он больше не любил – так как обычно именно Ла Кошу он поручал, когда у него возникало желание поразвлечься определенным образом, съездить куда-нибудь и привезти ему, по взаимному соглашению или же силой, какую-нибудь более или менее привлекательную женщину, а то и девушку.