Анри Кок - Последние из Валуа

Тартаро без лишних слов удалился.

Она осталась одна. Как юная девушка перед первым свиданием, Тофана посмотрелась в зеркало. И улыбнулась. Она все еще была красива, очень красива! Только бы он мог полюбить ее!

Вновь появился Жакоб, доложив о шевалье Карло Базаччо.

– Госпожа графиня, – сказал Филипп де Гастин, почтительно поклонившись, – мой друг, маркиз Альбрицци, срочно вызванный в наш особняк по какому-то важному делу, поручил мне одну тягостную миссию… Вы ведь дружны с графом Лоренцано, если не ошибаюсь? Он сам нам сказал об этом с четверть часа назад…

– Я этого и не отрицаю, сударь, – ответила Тофана. – Я давно знакома с графом Лоренцано и имею все основания принимать в нем живейшее участие. С ним что-то случилось? Он плохо выглядел. Он умер?

– Не умер, сударыня, хотя, возможно, так было бы для него и лучше. Господина Лоренцано на глазах его безутешного шурина разбил полный паралич. Врач, которого мы, по его же собственной просьбе, привели к нему, дабы облегчить его страдания, уже ничем не мог помочь графу.

В сущности, Тофане не было никакого дела до ухудшения состояния Лоренцано – никакой пользы ей он принести уже не мог.

Тем не менее она изобразила печаль.

– Бедный граф! – прошептала она.

– Да, бедный граф! – повторил Филипп. – О, маркиз Альбрицци так удручен…

– Еще бы! Благодарю вас, господин шевалье, и прошу вас поблагодарить от моего имени господина маркиза за то, что вы взяли на себя труд сообщить мне эту новость, какой бы ужасной она ни была.

Филипп вновь поклонился, сделав вид, что воспринял эти слова графини как знак к окончанию разговора.

Но, остановив его жестом, Тофана поспешно промолвила:

– Вам так не терпится меня покинуть, сударь? Знаете, когда теряешь одних друзей, так надеешься обрести других, особенно, когда живешь, как я, в одиночестве, в чужой стране. Вы ведь, неаполитанец, шевалье, я полагаю?

– Да, сударыня.

– Так, может быть, на правах соотечественника вы уделите мне несколько минут разговора?

– С превеликим удовольствием, сударыня.

И Филипп, до сих пор стоявший, уселся напротив Тофаны.

Та продолжала:

– Граф Лоренцано рассказывал мне о ваших приключениях в Америке, шевалье, где вы были вместе с его шурином, маркизом Альбрицци. Это целая история… прекрасная история, принесшая вам славу и богатство. Но как так случилось – надеюсь, вы не сочтете мой вопрос бестактным, – что, вернувшись в Европу с таким богатством и такой славой, какие дают вам право на любые почести у вас на родине, вы предпочли задержаться во Франции? Очевидно, что у маркиза Альбрицци была серьезная причина не возвращаться на Сицилию – потеря сестры, единственной его родственницы, которую он обожал… Но вы?.. Если не ошибаюсь, ваша семья проживает в Неаполе; род Базаччо там очень известен.

– Вы правы, сударыня. Вся моя семья живет в Неаполе, и тем не менее я больше никогда туда не вернусь.

– Но почему?

– Мой бог!.. Но раз уж вы соизволили проявить ко мне интерес, сударыня, я расскажу вам все в двух словах. Луиджи Альбрицци навсегда оставить Сицилию вынудила боль… Такова же и моя история, с тем лишь исключением, что она датируется гораздо более ранним временем. Я любил, любил всем сердцем, но та, с кем я хотел соединить мою жизнь, одна моя кузина, находившаяся под опекой моего отца, была выдана им замуж за другого. Я покинул родные края – это было пять лет тому назад, – отправившись искать забвения или смерти в Новый Свет, но смерть меня пощадила, а забвение осталось глухим к моим мольбам. Я вернулся в Европу, по-прежнему любя ту, которая не могла мне принадлежать… Луиджи Альбрицци решил поселиться во Франции, где у него имелись друзья. Я последовал за ним в Париж, где, вероятно, и останусь, пока не зарубцуется та рана, от которой страдает мое сердце, то есть навсегда.

– Но ведь здесь все совсем не так, как в лесах Америки, – заметила Тофана с улыбкой. – Здесь ведь хватает – особенно при дворе – женщин, чьи очарование и ум могли бы, возможно, смягчить горечь вашей печали.

Филипп отрицательно покачал головой.

– В любом случае, шевалье, – продолжала Тофана самым мягким своим голосом, – пока вы найдете такую женщину… достаточно счастливую, чтобы вернуть вашей душе полный покой, я готова предложить вам, если вам это будет приятно, утешения дружбы, самой преданной дружбы. Так как я уже старуха, а вы человек совсем еще молодой, я могу себе позволить поступить так, не опасаясь, что меня заподозрят в каких-то к вам чувствах.

– Старуха! – настал черед Филиппа улыбнуться. – Скажете тоже, сударыня!

– Ну почему же? Я стара, очень стара, – продолжала Тофана. – Очень стара по возрасту, если и не душой… Но вы ведь примете такую дружбу, шевалье?

– С самой глубочайшей признательностью, сударыня.

– Прекрасно! Тогда мы будем видеться часто, очень часто… чтобы поговорить… о вас… о вас одном!.. Будем видеться где угодно, но только не здесь. В этом доме, принадлежащем парфюмеру королевы-матери, никто не защищен от слишком назойливых взглядов, языков. Завтра или послезавтра, если вас это устроит, я дам вам знать, где буду ждать вас, шевалье.

– Хорошо, сударыня.

– Приехав в Париж по одному важному делу, я вынуждена вести себя весьма осторожно. Именно поэтому я просила графа Лоренцано не заговаривать со мной на людях, даже делать вид, что он вовсе со мной не знаком. Если помните, в нашу первую встречу, две недели назад…

– Действительно, тогда, в магазине Рене, граф Лоренцано общался с вами, в нашем присутствии, так, как будто впервые вас видел… И лишь сегодня утром, узнав, что мы столкнулись с вами у дверей его дома, он сообщил нам, как вы дружны. Бедный граф Лоренцано!

– Гм! – философски изрекла Тофана. – Другого я от него и не ожидала! Видимо, мне следует навестить его… в самое ближайшее время.

– Не сомневаюсь, графиня, что ваш визит доставить ему удовольствие.

– Составите мне компанию?

– Почему бы и нет? Жду ваших приказаний.

– О! Моих приказаний!.. Друг не может приказывать.

– Тогда – вашего приглашения. С удовольствием туда с вами съезжу.

– С удовольствием?.. Вы в этом уверены?

– Разве я похож на лгуна?

Филипп сжал в своих ладонях руки наклонившейся к нему Тофаны. Чего это ему стоило! Но было очевидно, что друг требует залога дружбы, и он дал графине этот залог. Легкий поцелуй в уголок губ, от которого она затрепетала всем телом. Филипп спускался по лестнице.

Опять же, как юная девушка, желающая насладиться последним моментом вида возлюбленного, Тофана бросилась к окну.

Выйдя на улицу, перед магазином Рене, Филипп заглянул в этот магазин и прокричал ожидавшему его там Зигомале:

– Вы идете, доктор?

– Сию минуту, шевалье.