Сергей Махотин - Марфа окаянная

Время близилось к полудню, когда Тимофей закончил рассказывать. Пока он говорил, в котле сготовилось какое-то варево, и даже приправленное мясом, раскупорен был бочонок с пивом. Проха зачерпнул пиво ковшом и, опасливо взглянув на Фатьяныча, протянул Тимофею. Предводитель не возражал. Разбойные мужики, довольные интересной историей, одобрительно качали головами:

— Вон чей конь-то. Сам царевич татарский ищет его.

— Про однорукого не приврал ли? Как так — с одною рукой коня запрягать?

— Однорукого я сам видал! — воскликнул Проха. — Чуть не зарубил меня! Глаза злые, пылают, видно, бес в нём сидел.

Он перекрестился.

— Складно баешь, сотник, — промолвил Фатьяныч. Он встал, потянулся и зевнул. — Однако устал я, спать хочу. Ты пока с нами останешься.

— К чему я вам? — пожал плечами Тимофей. — У вас своя жизнь, у меня своя. Отпустил бы до дому?

— Ступай, — легко согласился предводитель. — Коня мы тебе не дадим, самим пригодится, а пешком ступай себе. Да не заплутай, гляди, в лесу-то, да в болото не ухни, да на хоронящихся от вас, москвичей, пограбленных погорельцев не набреди, щадить не будут.

Тимофей в растерянности молчал.

— Одному тебе, Трифоныч, не пройти, — вздохнул Проха. — Сгинешь...

— Ну а останусь коли, тогда что?

— А что тогда? — переспросил Фатьяныч добродушно. — Товарищем нашим станешь, а главное, живым до Москвы доберёшься когда-нибудь.

— Когда ж?

— Ты расспрашивать-то не спеши, я сам ещё тебя не расспросил, — сверкнул глазами предводитель и направился к пещере, на ходу шепнув что-то двум мужикам и указав им на Тимофея. Те кивнули.

«Присматривать за мной велел», — догадался тот.

Он думал, как ему поступить. Стреноженный конь щипал траву на краю поляны.

«На коне не ускакать, лес чересчур густой, пешком догонят, и тогда уж точно конец. Придётся остаться до удобного случая».

Разбойники разбрелись по поляне и занимались всяк своим делом: кто ставил заплату на рубаху, кто прилаживал болтающуюся подмётку на сапоге, кто просто полёживал в тени. Но Тимофей чувствовал, что за каждым его шагом неотступно следят.

Проха взял пустой котёл и побрёл к ручейку мыть. Это, верно, входило в его обязанности. Тимофей пошёл вслед за ним.

Проха вылил в ручей остатки варева, сыпанул в котёл горсть песка и принялся оттирать дно от припёка. Тимофей присел на корточках рядом.

— Правду, что ль, он говорил, что в одиночку не выберусь отсюдова? — спросил он негромко.

Проха кивнул.

— А по ручью ежели идти?

— Он в болото текёт, я сам чуть не погинул тамо. Тоже поначалу хотел убечь. Не вышло...

— Ты-то почему с ними?

— Из огня да в полымя. Под Русой сбежал от ваших, заплутал, оголодал весь, комарье заело до смерти. Потом костёр увидал в лесу, ну и вышел прямо к ним. Думал наутро же уйти в Новгород, да вот до сих пор...

Он тяжело вздохнул и замолчал.

— А этот Фатьяныч, он кто из себя таков? — спросил Тимофей.

— Непростой человек, — не сразу ответил Проха и даже оглянулся по сторонам. — Кто таков и откуда он, не ведаю, но не из чёрных людей, повелевать привык, слова ему поперёк лучше не говори. Раз вернулись они под вечер, шумные, пьяные. Он мне: «Нож, мол, у меня затупился, Прохор. Наточи». И с ножнами-то его мне протягиват. Я камушек подыскал, вынул нож-то, а он по рукоять в крови! Аж наизнанку меня вывернуло всего. А они ржут, жеребцы окаянные!..

— С собой-то не берут тебя?

— Да какой я им помощник в лихом ремесле! Удивляюсь, что жизни по сию пору не лишили. Я и тут холопом живу: стряпаю, стираю, за кострищем слежу. Поклажу таскаю их, как коняга двужильная. У них таких лежбищ с норами несколько. И добра в каждой норе — не считано.

Тимофей погладил бороду и с сожалением взглянул на Проху:

— Коль крови боишься, чего ж биться пошёл?

— Да по своей воле разве? Силком погнали. Таких, как я, знашь, было сколь!..

— И что, не ловят ватагу-то вашу?

— Не, некому ловить. Новгородские вои от москвичей отбиваются, москвичи, тебе не в укор, почище нашего селян грабят.

— Ну а холода настанут, куда ж вы тогда?

— Ой не спрашивай, Трифоныч. Загадывать не хочу. Поговаривают, что на зиму разбежимся кто куда по своим деревням. Мне вот только бежать некуда. Да ещё дожить нать до зимы-то. — Проха перевернул котёл и принялся оттирать песком и пучками травы закопчённое днище. — Вообще-то к Новгороду ворочаемся мы потихоньку.

— Фатьяныч, он из Новгорода, что ль?

— Нет, он незнамо откуда. В Новгороде цель у него есть — боярина одного найти, посадника, Михайлу Тучу. Он всё расспрашивал, знаю ль я такого? Слыхивал я вроде, что есть таков, а в лицо не видал.

— Ну а со мной-то что он сделать может? — спросил Тимофей.

— Да всё, — вздохнул Проха. — Ему тебя жизни лишить, что слепня придушить. Но мыслю, что-то задумал, пользу какую-то хочет из тебя извлечь. Ты поддакивай, а там видно будет.

Послышался какой-то шум на поляне. Проха зачерпнул в вымытый котёл холодной воды из ручья и, держа его обеими руками, пошёл к кострищу. Тимофей последовал за ним.

Среди разбойников появился новый человек. Он скинул рубаху, мокрую от пота, вертел в руке порванный лапоть и что-то быстро говорил окружившим его разбойникам. Из пещеры под сосновыми корнями вылез, позёвывая, Фатьяныч и подошёл к нему.

Тимофей не присоединился к ватаге, а сел поодаль в тени берёзы, однако из обрывков фраз догадался, что запыхавшийся был из этой же компании и что-то разведал важное, сулившее богатую поживу.

Предводитель поискал глазами Тимофея и позвал:

— Слышь-ка, москвич, подь сюды. Послушай, что товарищ наш бает.

Тимофей хотел было отказаться от приглашения, не желая участвовать в обсуждении очередного грабежа, но затем решил, что не стоит вступать раньше времени в конфликт с разбойниками, и подошёл к ним.

Дело заключалось в следующем. В пяти верстах отсюда, близ Шелони, татары оставили малый отряд, охранявший стадо скота и полсотни селян с новгородских уездов, уводимых в полон, а также шатры с награбленной добычей. Главная татарская конница разъехалась продолжать зажитье. Поход великого князя на Новгород Великий заканчивался, и напоследок Данияровы конники не хотели упускать ничего, что попадается на пути. Не встречая никакого сопротивления, татары утратили присущую им осторожность, чем и предлагал воспользоваться Фатьяныч. Выслушав своего разведчика, он задумал напасть на татарский стан перед самым рассветом. В случае удачи добыча обещала быть небывалой. Дело, однако, было опасное, и разбойники переминались с ноги на ногу, сомневаясь, стоит ли затея того, чтобы рисковать своей головой. Не лучше ль ограничиться тем, что уже нахватано ими в грабежах и надёжно укрыто в тайниках, а не гнаться незнамо за чем?.. Фатьяныч не хотел принуждать разбойников, лучше, если они сами загорятся желанием не упустить богатый куш, и он надеялся на поддержку Тимофея.