Иван Стаднюк - Москва, 41. Меч над Москвой

Если Молотов каждое из подобных секретных донесений воспринимал как факт, из которого нужно было делать выводы и учитывать их в дальнейших взаимоотношениях с английским правительством и английскими дипломатами, то Сталин еще и очень интересовался обстоятельствами, при которых те или иные сведения были добыты. Конечно же, не ради любознательности — он очень остерегался дезинформации. Иногда ему удавалось получить интересовавшие его подробности, удовлетвориться ими, но чаще не удавалось из-за сложностей конспиративной деятельности советской разведки. Тогда между ним и Молотовым начинались «взвешивания» — Сталину необходимы были логические доказательства неоспоримости полученных от разведки сведений и убедительная мотивировка вытекающих из них решений и предположений. Это подчас оказывались нелегкие для Молотова дискуссии, ибо, как он понимал, Сталин выверял его суждениями свое видение событий в мире, свои тревоги, сомнения, догадки. Может, только сейчас Сталину и ему, Молотову, окончательно прояснились причины того, почему Германия вновь решилась воевать на два фронта, хотя история в лице великих немцев строго предупреждала ее от этого.

Письмо военного историка профессора Нила Романова, написанное Сталину в самый канун немецкой агрессии, в которое внимательно вчитывались все члены Политбюро, тоже дало толчок к поискам ответов на многие вопросы. Главный из них Сталин сформулировал конкретно и точно: немедленно, любой ценой, добыть последние цифры, которые бы отражали сегодняшний военно-экономический потенциал фашистской Германии, чудовищно раздувшейся от переизбытка сил за счет ограбления порабощенных ею европейских государств. Вновь и вновь перетряхивали свои папки работники разведывательного управления Генштаба, сотрудники НКВД, ведавшие агентурной разведкой. В разные страны полетели радиошифрограммы засекреченным адресатам. Пришлось прибегнуть к помощи перевербованных агентов иностранных разведок…

Результаты всего проделанного оказались чудовищно удручающими, еще раз напомнив истину, что время есть последовательная смена событий; длительность этой смены, время, находясь в одном измерении, необратимы. Время сработало на Германию…

Ф. Энгельс писал в «Диалектике природы», что «уже разбивание ореха есть начало анализа».

«Тут даже и орех не надо разбивать — все ясно без анализа», — хмуро сказал Сталин, когда Молотов положил на его стол два листа бумаги с машинописным текстом. Один текст был озаглавлен: «Германия», второй — «СССР».

Сталин строго посмотрел на Берию, сидевшего в конце стола для заседаний. Поблескивая пенсне и вытирая смятым платком обвисшие пористые щеки, тот выглядел виновато, догадываясь, что Сталин сейчас начнет его распекать. Так и случилось.

«Вы, товарищ Берия, должны были представить нам эти уточненные сведения о Германии еще задолго до начала войны! — Сталин не отрывал сумрачного взгляда от листа бумаги. — Ваши разведчики лодырничали, а вы не требовали от них того, что нам надо! Почему Сталин сам должен обо всем думать, напоминать, кому и что следует делать?! Это же элементарные сведения! — Он стал зачитывать вслух, переводя взгляд с одного листа бумаги на другой: — „Германия, ее союзники и оккупированные ею страны имеют населения 283 миллиона человек, СССР — 194 миллиона человек. Электроэнергии Германия выдает 110 миллиардов киловатт-часов в год, СССР — около 49-ти. Стали — 43,6 миллиона тонн, СССР — 18,3. Угля — 348 миллионов тонн, СССР — 165“».

«Товарищ Сталин, примерные сведения о Германии имелись в Генеральном штабе», — обидчиво стал оправдываться Берия.

«Они должны были быть точными и лежать у меня на столе!.. У каждого члена Политбюро!.. У заведующих отделами ЦК!.. А почему мы только сейчас узнаем и об этих цифрах?! — Сталин постучал тыльной стороной руки по документу. — Вдуматься только в них! Немецкие фашисты перед нападением на СССР, оснащая свою армию вооружением и запасами, взяли их и у 30-ти чехословацких дивизий! Еще год назад они вывезли в Германию вооружение 6-ти норвежских, 12-ти английских, 18-ти голландских, 22-х бельгийских и 92-х французских дивизий!.. Утаить такую силищу было немыслимо! Почему вы не знали об этом, товарищ Берия?!»

«Кое о чем знали…»

«На базе трофейного транспорта, особенно за счет французских машин, гитлеровцы сформировали 90 своих дивизий!»

Сталин распалялся все больше. В этом его гневе были досада, боль, негодование. Но был и поиск мысли…

«Товарищ Коба, по-моему, ты забываешь одно обстоятельство, сопутствующее тому, что мы сейчас услышали от тебя», — спокойно проговорил Молотов.

«Какое еще там обстоятельство?!»

«Забываешь, что именно эта сверхмощь Германии, перед которой пало на колени столько европейских государств, и напугала Англию и США, обратила их в наших союзников…»

«Этого никто не отрицает! Уже приезд к нам Гарри Гопкинса, как посланца не только Рузвельта, но и Черчилля, кое о чем говорит».

«И, окажись мы сейчас перед лицом Германии более сильными в военном и экономическом отношениях, — невозмутимо продолжал Молотов, — кто знает, с кем бы они были».

«Ты имеешь в виду Англию и Америку?»

«Разумеется».

«Полагаешь, мы именно поэтому не стали переводить всю нашу экономику на военный ход в тридцать девятом, когда Гитлер развязал Вторую мировую войну? Верно, они могли бы тогда найти с ним общий язык и направить объединенные силы для уничтожения единственного в мире социалистического государства».

«Ну, не только поэтому. — Молотов, кажется, не возражал Сталину, а уточнял его мысль. — Тогда, в тридцать девятом, у народа нашего еще не отболело прошлое — потери на фронтах гражданской войны, а это — миллионы и миллионы людей… А белый и красный террор?.. А разруха, вызванная войной, голод, коллективизация с ее безобразными гримасами и опять голод… Потом тридцать седьмой и восьмой годы…»

«А главное упускаешь, товарищ Молотов, — недовольно перебил его Сталин. Заметив, что в кабинете стало сумрачно, он поднялся из-за стола и зажег люстру под потолком. — Забываешь нашу борьбу за ленинские идеи против троцкистов, правых оппортунистов, буржуазных националистов… А чего нам стоили происки капиталистического окружения?..»

«Каждый человек носит в себе все прожитое человечеством не только в его бытность, но и до него… Всего сразу не скажешь, когда оглядываешься назад. — Молотов посмотрел на молчавшего Берия. — Можно еще вспомнить, как предшественники Лаврентия до безобразия раскачали при нашем попустительстве борьбу с врагами народа, начав искать врагов и там, где их не могло быть, могли быть только предположительно или…»

Что стояло за этим оборвавшем фразу «или…» — ответить истории…