Наталия Сотникова - Графиня Дюбарри. Интимная история фаворитки Людовика XV

Сеймур прожил в замке Прюне еще лет десять, иногда соседи встречались, проезжая каждый своим путем по дороге, и молча церемонно раскланивались. В 1792 году, с началом революционного террора, Сеймур вместе с сыном бежал в Англию, а его поместье было конфисковано.

Герцог де Бриссак прекрасно понимал душевное состояние графини и деликатно протянул ей руку помощи. Он увез ее в Нормандию, где его присутствия требовали как служебные, так и имущественные заботы, связанные с принадлежавшими ему там землями. Они посетили гарнизон в Байё, которым командовал деверь графини, Эли-Николя Дюбарри, теперь известный как маркиз д’Аржикур. Состоялись учения с последующим парадом (драгуны принца Конде только что вернулись после участия в американской войне за независимость), по их окончании был дан грандиозный бал, на котором присутствовала вся самая титулованная знать Нормандии. Были устроены еще несколько празднеств, королевой которых безраздельно стала мадам Дюбарри, окруженная прежним поклонением и восторгом.

В герцоге де Бриссак графиня нашла любовника, который оберегал ее и окружал той роскошью, которая была необходима ей для осознания полного благоденствия. Графиня ездила в карете, запряженной шестеркой лошадей, имела собственную ложу в театре, где появлялась всегда под густой вуалью, веселилась на общественных балах. Тогда как Сеймур вынуждал ее скрывать их отношения и не признавал за ней права ревновать его к жене, де Бриссак с гордостью и в открытую демонстрировал в обществе свое положение любовника графини. Герцог чувствовал себя в Лувесьене как дома, он особенно любил проводить время на втором этаже знаменитого павильона, наслаждаясь видом на Сену. Надо сказать, что хотя эту связь не одобряли ни король Людовик ХVI, ни королева Мария-Антуанетта, общество принимало ее как нечто вполне естественное. Во время поездок в Париж графиня останавливалась в доме герцога. Это было прекрасно известно вечно отсутствовавшей в Париже законной жене Бриссака, и единственным ее требованием стало то, чтобы во время ее редких возвращений в столицу ей не приходилось бы разделять в особняке одну лестницу с мадам Дюбарри.

Что касается дочери герцога, в замужестве герцогини де Мортемар, она поддерживала с графиней вполне дружеские связи, о чем можно судить по их переписке. Например, в одном из своих посланий она просит графиню сообщить ей новости о своем отце:

«Мадам де Мортемар имеет честь направить наилучшие приветствия мадам графине Дюбарри и просит ее не взыскать [62] Быть снисходительной (устаревший оборот). и сообщить новости о мсье ее отце: она бы еще раньше написала в Лувесьен, если бы не испытывала боязни показаться докучливой, и просит принять уверения в ее привязанности. Числа 11, утром».

По-видимому, графиня незамедлительно поспешила выполнить просьбу герцогини де Мортемар. Та не пожелала отставать от нее и уже через двое суток отправила в Лувесьен следующую записку:

«Соблаговолите принять, мадам, всю мою благодарность за вашу доброту и мои сожаления по поводу того, что я вынуждена отказаться от надежды повидать вас перед своим отъездом. Я чрезвычайно огорчена при мысли о том, что столь долго не видела отца и не получила разрешения заключить его в свои объятия за пределами Парижа перед отъездом. Придется подчиниться этому, поскольку это единственный выход, который нам остается. Умоляю вас, мадам, примите заверение в чувствах, которые я испытываю по отношению к вам…»

В обществе тех дней эта связь была признана и принята, а пресловутая графиня Дюбарри превратилась в уважаемую особу. Те дамы, которые устраивали ей обструкции при дворе, теперь навещали ее в Лувесьене и поражались тому, как искренне и обаятельно держалась бывшая фаворитка. Ее приглашал к себе министр королевского двора и друг Марии-Антуанетты, барон де Бретёй. Она состояла в переписке с принцем де Бово и его супругой, кузеном и кузиной герцога де Шуазёля, которые раньше и не помышляли добиваться благосклонности этой презренной выскочки, а теперь приглашали ее в свой замок в Иль-де-Франс. Во время одного из этих посещений мадам Дюбарри спросила хозяйку:

– Почему когда-то в Версале все так ненавидели меня?

На это принцесса возразила:

– Никто не испытывал к вам ненависти, однако каждая хотела оказаться на вашем месте.

Надо сказать, что даже герцог де Шуазёль в своем изгнании не потерял интереса к той, которая стала причиной его падения. Во время одного из посещений принца де Бово, тот признался ему:

– Известно ли вам, что я часто навещаю мадам Дюбарри? Мы беседуем о вас. Она всегда сожалеет, что не смогла поладить с вами.

– Далее принц предложил нанести ей визит. Герцог согласился, пожелав сохранить свое инкогнито. Графиню предупредили, что принц навестит ее в обществе лорда Норта, внешностью схожего с Шуазёлем.

Они не виделись тринадцать лет. Графиня с первого взгляда признала в английском лорде своего злейшего врага. Она, как ни в чем не бывало, называя его «милорд», показала ему свой знаменитый павильон, а затем, приведя приезжих в гостиную, без дальнейших околичностей заявила герцогу:

– А теперь, господин герцог, давайте оставим шутки. Я польщена честью, которую вы оказали мне своим посещением. Сядем и побеседуем. Вы так добры, что не затаили злобы против меня, – не без лукавства промолвила она.

– Я никогда и не испытывал ее, – ответил Шуазёль, конечно же, немало покривив душой при этих словах.

Многие приезжали осмотреть прославленный павильон замка Лувесьен, но, похоже, это просто был предлог, чтобы увидеть его знаменитую хозяйку. Практически все посетившие бывшую фаворитку отмечали ее непринужденность в общении, обходительность, внимание к гостям, изысканные манеры, величественную осанку и долго сохранявшуюся красоту. Буквально все авторы мемуаров в один голос твердят, что по ее исполненному достоинством поведению «никак нельзя было предположить, кем она была ранее».

В 1782 году в Лувесьен заехал маркиз де Беллеваль, который некогда пробился к фаворитке с просьбой заступиться за дезертировавшего из части солдата, приговоренного к смерти. Мадам Дюбарри добилась помилования несчастного парня, а ротмистру де Беллевалю в качестве награды было предоставлено право поцеловать руку этой пленительной женщины. Офицер изумился тому, насколько мало изменилась графиня и насколько жив оказался в ее памяти этот эпизод из версальской жизни – она тотчас же узнала его, приветствовав словами: «Ах, мой кавалерист!» Однако этот визит пробудил в ней отнюдь не приятное воспоминание, но тоску о былом, безвозвратно канувшем в Лету. На глаза бывшей фаворитки навернулись слезы, и при прощании она протянула маркизу руку, произнеся дрогнувшим голосом: «Прощайте». Прошлого было уже не вернуть.