Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Небольшие отряды христиан, которых теснили неистовые атаки неверных и выкашивал огонь тяжелых кулеврин, стоявших на равнине, были измотаны непрерывным боем, длившимся уже три часа, и они начали понемногу отступать.

Теперь они сражались за бруствером из мертвецов. Весь бастион был покрыт телами тяжелораненых солдат. Неверные быстро их приканчивали, перерезая им горло ятаганами. Повсюду валялись щиты, шлемы, копья, алебарды, мечи и изуродованные кулеврины.

Губернатор, смертельно бледный, без шлема, в изодранной кольчуге, пытался собрать отряды венецианских моряков и словенцев, чтобы все-таки последним отчаянным усилием держать оборону. Его окружали капитаны, но их осталось очень мало: почти все погибли.

За бастионом располагалась защищенная стенкой довольно просторная площадка, что-то вроде ротонды. В мирное время она служила для военных занятий и имела по бокам помещения для отдыха.

Видя, что бастион пал, губернатор отдал приказ перетащить на площадку годные к бою кулеврины и оттуда обстреливать турок, которые уже карабкались по эскарпу.

– Попробуем продержаться до завтра, ребята! – крикнул храбрый Бальоне. – У нас всегда будет время сдаться!

Словенцам и морякам, оставшимся в живых в этом кровопролитнейшем бою, удалось, несмотря на дождь из каменных ядер, сохранить штук восемь, а то и десять кулеврин. Они быстро перетаскивали их на позиции, а остальные пытались хоть ненадолго задержать неприятеля, сбрасывая вниз со стены обломки окончательно разрушенных зубцов.

В этот момент и появился Эль-Кадур. Заметив, что Перпиньяно перестраивает отряд Капитана Темпесты, потерявший половину бойцов, он подошел к нему.

– Бой проигран, это правда? – спросил араб.

Увидев, что Эль-Кадур один, Перпиньяно вздрогнул:

– А Капитан?

– Он ранен, синьор.

– Я видел, как ты его уносил.

– Не бойтесь, он в надежном месте, даже если турки войдут в Фамагусту, они его не найдут.

– Где он?

– В каземате башни Брагола, который почти полностью засыпан обломками. Если останетесь в живых, приходите туда.

– Не премину. Вон они, враги, совсем близко. Побереги себя, Эль-Кадур, не высовывайся. Тебе надо выжить, чтобы спасти Капитана.

Венецианцы и словенцы, теснимые бесчисленными ордами, уставшие убивать, понемногу отходили к ротонде, надеясь спасти если не всех, то хотя бы часть раненых.

К счастью, губернатор Фамагусты успел перегруппировать свои отряды, в которые влилось пополнение из горожан.

Одолев эскарп, который в буквальном смысле слова был покрыт трупами, янычары перелезали через парапет и непрерывно орали:

– Смерть гяурам! Убивайте их! Уничтожайте!

Выстрелы освещали их искаженные злобой лица и горящие яростью глаза, которые, казалось, фосфоресцировали в темноте.

– Артиллерия, пли! – скомандовал губернатор, перекрыв мощным голосом и вопли неприятеля, и грохот пушек.

И в тот же миг ожили кулеврины, сотрясая бастион сверху донизу и накрывая неверных шрапнелью.

Первые ряды врагов попадали с парапета, убитые на месте, но за ними сразу же выросли новые и ринулись на штурм, чтобы не дать артиллеристам перезарядить орудия.

Венецианцы и словенцы после секундной передышки тоже пошли в атаку. Прикрываясь щитами, они набросились на янычар, и завязалась еще более яростная битва. Капитаны были рядом с бойцами и вдохновляли их защищаться до конца.

Сабли и мечи били по щитам и доспехам с такой силой, что оружие ломалось, а доспехи разваливались. Палицы глушили людей ударами по шлемам, алебарды вонзались в человеческую плоть, оставляя глубокие неизлечимые раны.

Когда в рядах сражавшихся образовывалась брешь, непрерывно стрелявшие кулеврины поражали и чужих, и своих. На стенах расположились аркебузиры, шквальным огнем сея смерть среди тех, кто пытался подняться по эскарпам.

Но дальше сдерживать несметные полчища воинов, которых великий визирь и паша посылали на штурм Фамагусты, было уже невозможно. Измученные долгими месяцами осады и лишений, воины целыми отрядами падали на землю, обагренную их благородной кровью, и умирали с именем святого Марка на устах, прежде чем турецкие ятаганы перерезали им горло.

Началась агония Фамагусты, прелюдия к неслыханным мукам, которые вызовут ужас и возмущение у всех христианских народов старой Европы.

Восток убивал Запад, Азия бросала вызов христианству, надменно развернув перед ним зеленое знамя пророка.

Неверные побеждали на всех рубежах. Башни одна за другой оказывались в руках варваров из аравийских пустынь и азиатских степей, мертвых и умирающих победители сбрасывали во рвы, окончательно разрушенные бастионы брали штурмом.

Теперь бастион Сан-Марко мог оказывать лишь слабое сопротивление. Из-за налетов янычар словенцы и венецианцы утратили организованность и беспорядочно метались. Никто больше не слушал приказов губернатора и командиров.

Количество убитых росло. Разрушенный бастион превратился в бастион из человеческих тел и искореженного металла.

Огромное облако черного дыма от вражеских пушек накрыло всю Фамагусту, словно погребальное покрывало.

Колокола умолкли, а молитвы женщин, укрывшихся в церквях, тонули в торжествующих воплях неверных.

Приливная волна все поднималась и поднималась, волна человеческая, гораздо более страшная, чем океанская, и ее зловещий рев был ужасен.

Азиатские воины взбирались на стены и устремлялись вниз, как изголодавшиеся во́роны или, скорее, как грифы, что питаются падалью.

Венецианцы, словенцы и жители города, державшие оборону вместе с ними, бежали по узким улочкам в надежде спрятаться в развалинах домов, в погребах, казематах и церквях, сея панику среди обитателей:

– Спасайся кто может! Турки! Турки!

Услышав эти крики, возвещавшие о падении неприступной крепости, солдаты, которые еще сражались на стенах, опасаясь попасть в окружение, покидали позиции и опрометью бросались вниз, в город.

И тем не менее повсюду – на площадях, под прикрытием разрушенных домов, в тесных переулках – венецианцы еще пытались оказывать сопротивление. Они старались не подпустить турок к старой церкви, выстроенной в честь покровителя Венецианской республики, и предотвратить уничтожение женщин и детей, укрывшихся за мощными стенами нефов и с покорностью ожидавших, когда сабли неверных завершат свое кровавое дело.

Измученные, обессиленные, почти все с тяжелыми ранениями, доблестные сыны Царицы Адриатики все еще заставляли врага дорого платить за победу.

Понимая, что побеждены, они с отчаянием обреченных атаковали вражеские колонны, круша подряд и янычар, и албанцев, и арабов, и отряды наемников.

Но, на их беду, в город сквозь бреши в бастионе Сан-Марко уже ворвалась кавалерия и бешеным галопом неслась по улицам, сметая на своем пути всех, кто пытался сопротивляться.