Александр Кердан - Суд офицерской чести

Всё произошло так неожиданно, что Кравец не успел ни подать команды: «Стой!», ни передёрнуть затвор.

– Не ждали? – простуженно спросил «снежный человек».

– Юрка! Ты откуда? – радостно завопил Кравец и кинулся обнимать друга.

Юрку била крупная дрожь. Он вырвался из рук Кравца и, не говоря ни слова, шагнул в караулку. Там припал к буржуйке, не боясь обжечься и спалить телогрейку.

– Осторожней, сгоришь, как Мэсел!

Вскоре от Захарова повалил пар, но прошло не менее десяти минут, прежде чем он заговорил.

– Выпить осталось? – его всё ещё трясло.

Кравец открыл бутылку «Агдама». Налил в кружку вино и поставил её на печь.

– Погоди, не пей! Пусть закипит. Это поможет согреться…

Захаров послушно дождался, когда в кружке забулькало и запахло приторно и сладко. Прихватив кружку варежкой, он стал маленькими глотками отхлебывать из неё. Горячее вино и впрямь помогло. Дрожь унялась.

– Ну, рассказывай. – Кравцу не терпелось узнать его одиссею.

– Чё рассказывать-то? Состав пошёл. Ты побежал. Я дёрнулся за тобой. Вижу: не догоню. Стал смотреть, куда забраться. А тут как раз полувагон мимо катился. Я в него и запрыгнул…

– Как же ты на открытой площадке выдержал?

– Лёг под наветренный борт. Свернулся калачиком и не высовывался, пока поезд не остановился…

– Ну, ты даёшь! Мы же часа четыре пёрли без остановки…

– Это для тебя четыре часа. А когда лежишь на морозе да ветер во все щели задувает, как будто несколько суток прошло.

– Не заболел бы после такого…

– Не заболею, если ещё «Агдамчика» плеснёшь! – облизнулся Захаров.

– Да пей сколько хочешь, лишь бы был здоров. Только не напейся, как Мэсел…

– Чё, всё ещё в себя не пришёл?

– Дрыхнет, как сурок… Ложись и ты. Я тебя укрою. Согревайся. Только не забудь: скоро Ульяновск. Там – комендант. Нам его прозевать нельзя, – вспомнил о собственных страхах Кравец. – Мэсела я через пару часов подниму, чтобы меня подменил. Тоже ведь спать охота. А он, когда нужно, поднимет тебя. Будь внимателен!

– Не переживай, Саня. Чё, уж мы, совсем без мозгов?

Захаров ещё выпил подогретого вина, улёгся рядом с Мэселом и через минуту захрапел.

Кравец подождал, когда состав тронется, закрыл дверь теплушки и снова заступил на «пост истопника».

Тут припомнился ему рассказ преподавателя по тактике, как во время учений один солдат обманул всех. В палатке офицерские кровати стояли по кругу. В центре – такая же буржуйка. Около неё и дежурил солдатик-истопник. Он время от времени засыпал. Офицеры от холода просыпались. Откроют глаза: огня в щелях печки не видно, и заорут на солдата. Разбудят, дождутся, когда тот дров подбросит, и снова спят. Проснулся упомянутый преподаватель, когда задубел, покосился на печку, а там, внутри, огонёк мерцает. Вроде бы топится печь. Поворочался он с боку на бок и опять задремал. Замёрзнув, снова проснулся: огонёк горит. Подумал, что дело не чисто. Встал, поглядел: истопник седьмой сон досматривает, а в печке лежит светящийся электрический фонарик. Находчивый оказался солдат: придумал такую хитрость, чтобы офицеры его не тревожили…

Кравец оглянулся на Захарова и Мэсела: «Эти, пожалуй, прекрати даже я кочегарить, всё равно не проснутся. Правда, говорят, что сон добра не помнит: спишь, спишь, а всё спать охота».

Чтобы самому не задремать, он стал перебирать в уме разные случаи из курсантской жизни. А поскольку ночь располагает к самым сокровенным воспоминаниям – все случаи были связаны с девушками.

Своей подруги у Кравца ещё не было. Но так как у курсанта-второкурсника по неписаному закону уже обязательно должна быть таковая, он в разговорах с товарищами для поддержки собственного статуса называл своей девушкой Ирину – одноклассницу, даже не догадывающуюся о его чувствах. Что их связывало? Обмен долгими взглядами в десятом классе, одно приглашение на танец на выпускном вечере. Ни поцелуев, ни объятий. Даже в кино ни разу вместе не сходили. Конечно, Ирина была просто несбыточной мечтой. И первые рифмованные строчки о любви хотя и адресовались ей, но до неё так и не дошли. Они пригодились потом Юрке Захарову. Вот у него девушка есть. Самая настоящая – Ольга. Они тайно дружат и целуются ещё со школы. Почему тайно? Потому что родители Ольги считают Юрку неподходящим кавалером для своей дочери. А вот она так не считает. И даже приезжала однажды к нему на свидание. Подумать только, с Кубани – в Зауралье. Вот это любовь! Правда, к Ольгиному приезду приложил свою руку и Кравец, чем нимало и гордится. Вышло так, что Ольгу что-то обидело в письме Захарова. Она написала ему в ответ гневное послание, а после писать перестала совсем. Юрка места себе не находил. Даже похудел. Потом сказал Кравцу: если через неделю письмо не придёт – покончит с собой. Такие случаи нередки, когда ребята в армии из-за девчонок стреляются, вешаются, объявляют голодовку. Допустить, чтобы такое случилось с другом, Кравец не мог. Он узнал адрес Ольги по конвертам, которые хранились в их общей с Юркой тумбочке. Написал ей письмо, в котором как мог поведал о сердечных муках друга. Вдобавок приложил несколько стихотворений о любви, якобы написанных по мотивам Юркиных рассказов. Неизвестно, что произвело на Ольгу большее впечатление: стихи или прозаическое изложение Юркиных чувств, но она простила Захарову все обиды и прилетела в Курган. Юрка был счастлив. И Кравец был счастлив за него.

А ещё памятна Кравцу свадьба друга детства Гоши Ецкало и одноклассницы Зои. На ней Кравец был шафером. К деревенскому дому невесты они подъехали на серой «Волге», украшенной золотыми кольцами и разноцветными лентами. Дом был обнесён двухметровым забором. Ворота заперты на засов. Любая свадьба без выкупа не обходится. На это из-за ворот весело намекали жениху Зоины родственники и друзья. Предполагалась долгая «осада». Но это было бы не по-курсантски! Оценив обстановку, Кравец вскарабкался на дровяной сарай и спрыгнул во двор. Там завязалась нешуточная потасовка с защитниками невесты, но он всё же сумел отодвинуть засов и впустить Гошу с товарищами. Потом они всё же отгадывали разные загадки, называли невесту ласкательными именами, откупались конфетами и шампанским. Но главный «бой» был выигран у ворот. Потому что, если ты во дворе у суженой, никто тебя оттуда уже не выгонит… «Где она, моя суженая?» – тоскливо подумал Кравец.

…За теплушечным оконцем тьма стала напитываться синевой. Скоро рассвет.

Кравец поглядел на часы и растолкал Мэсела. Тот, недовольно ворча, поднялся. Позёвывая, выслушал инструктаж и пообещал не спать на дежурстве, а при подъезде к Ульяновску всех разбудить.

Убедившись, что Мэсел на самом деле проснулся, Кравец улегся на нагретое место. Укрылся шинелью и тут же уснул.