Элисон Уэйр - Анна Болейн. Страсть короля

– Да, матушка. – Анна склонила голову и присела в реверансе.

Размышляя о словах леди Болейн, она неспешно вернулась в свою спальню. Анна гордилась своими предками, особенно теперь, когда Говардов реабилитировали и они снова были в милости при дворе. В длинной галерее она остановилась перед портретом деда Говарда, графа Суррея. Ее восхищал этот безупречный, верный долгу аристократ, глава семьи, а также его сын, чей портрет висел дальше, – дядя Томас, брат ее матери, мужчина с суровым лицом, неустрашимый солдат и умный придворный. О его супруге – тетушке, в честь которой ее назвали, у Анны сохранились лишь слабые воспоминания, но вот о том, что почившая принцесса Анна Йоркская была дочерью короля Эдуарда IV и сестрой матери теперешнего короля, она не забывала никогда. Это в некотором смысле делало короля Генриха ее, Анны, кузеном.

Анна уже давно поняла, что любовь, которая когда-то, вероятно, связывала ее родителей, давно умерла, потому как они, насколько это возможно, избегали друг друга. Понять, почему мать свысока смотрела на отца, было нетрудно. Куда сложнее разобраться, почему отец относился к матери, к этой драгоценной, как главный приз на турнире, супруге с плохо скрываемым пренебрежением.

Беспокоило Анну и то, что ее мать когда-то сравнивали с троянской красавицей Крессидой, которая, дав клятву в вечной любви принцу Троилу, будучи захваченной греками, предала любимого с героем Диомедом. Отец Дэви читал детям эту историю, когда они изучали греческие мифы.

– Ее имя стало аллегорией для изображения неверной женщины, – пояснил добрый брат-монах, и Анна едва не ахнула.

Очевидно, наставник не знал, что написал Скелтон о матери его учеников. Пятеро детей – Том и Генри тогда еще жили дома – испуганно переглянулись.

Тем не менее Анна никогда не слышала ни единого намека на что-нибудь, пятнающее репутацию матери. Леди Болейн управляла семейными делами с властной распорядительностью и предпочитала сельскую жизнь суете переполненного искателями счастья двора, хотя иногда и отправлялась туда – время от времени королева Екатерина призывала ее к себе в качестве придворной дамы.

Дома Анна и Мария помогали матери в буфетной: они делали конфеты и джемы, пока сама леди Болейн готовила настойки, микстуры и припарки из растений, которые дети собирали в саду.

– Очень важно, чтобы вы обе выучились тому, что будет необходимо для ведения хозяйства в большом доме, – всегда напоминала дочерям мать. – Леди должна держать слуг занятыми, не только поручая им разные дела, но и собственным примером.

Однако если бы Анне вздумалось вдруг поднять взгляд от работы, то она могла бы удивиться поведению матери, руки которой временами бездействовали, на лице блуждало отсутствующее выражение, а улыбающиеся губы тихо напевали какую-то мелодию, словно леди Болейн была погружена в некую тайную жизнь. И Анна снова стала бы недоумевать: а нет ли у ее матери любовника?

Месяцы, которые представлялись Анне томительно долгими, летели быстро. За большие деньги были наняты лучшие преподаватели – давать сестрам уроки пения и танцев. Анна овладевала этими навыками легко и с удовольствием.

– Браво! – восклицал учитель, когда она кружилась и скакала, исполняя бранль, фарандолу и бассе.

Искусство танца давалось Анне без труда, словно она была рождена для этого. Мария, у которой, казалось, руки и ноги вставлены не той стороной, сердито глядела на сестру. Отец так и не объяснил, какие у него планы в отношении Марии. Анна сомневалась, что они вообще имеются, а тем временем злобная ревность Марии медленно кипела и булькала, иногда выплескиваясь через край. Сестры были обречены жить вместе, и близкое соседство не способствовало мирному существованию.

Тем не менее сэр Томас оставался непреклонным. Именно Анна должна выступить в качестве его представительницы, ходячего доказательства величия номинального главы семейства Болейн. А потому дочь была обязана овладеть любым навыком, который может оказаться полезным при дворе. Отцу Дэви поручили развивать ее музыкальные способности.

– У вас прекрасный голос, – говорил он, и Анна трепетала, потому что похвалу этого строгого наставника заслужить было трудно.

Священник также поощрял любовь Анны и Джорджа к поэзии. Брат с сестрой часами сидели рядышком, сочиняли и переписывали стихи, после чего скрепляли их в книжки. Анне отец Дэви говорил, что у нее редкий дар к стихосложению, особенно для женщины. От упоминания о том, что Мария считала слово «корова» рифмующимся со словом «здорова», он воздерживался.

За те месяцы, пока шла подготовка гардероба, Анна стала искусной вышивальщицей. Она изготавливала билименты – орнаментальные ленты для украшения капоров и вырезов платьев, умела делать стеганые рукава и декоративные кошельки, а также расшивала алыми и зелеными нитями батистовые ночные рубашки. А кроме того, она открыла для себя удовольствие добавлять к одежде новые детали: оборку здесь, контрастный цвет там и – всегда – длинные, свисающие рукава, чтобы спрятать лишний ноготь. Ее няня, миссис Орчард, полная и по-матерински нежная дама, которая была со своей подопечной с самого рождения и должна была сопровождать ее в поездке, выполняла все простые задачи: наметывала, прошивала, подгибала подолы нижних платьев и подъюбников. Неделя шла за неделей, и в новом дорожном сундуке Анны росла стопка готовой одежды.

Осенью отец вернулся ко двору в Нидерланды, оставив мать ответственной за подготовку Анны к отъезду.

– Помни, – сказал он дочери перед отправкой, – твоя задача – довести до совершенства те качества, которые обеспечат удачный брак. Образование, которое я тебе даю, имеет целью именно это, а еще воспитание добродетели.

Сэр Томас был большим ревнителем морали и всегда предупреждал дочерей об ужасных последствиях – в основном для него, – если они сойдут с пути целомудрия. Дочери были его активами – его сокровищами, как он любил выражаться, – а потому их успех являлся для него жизненно важным.

В эти последние месяцы, проведенные в Хивере, Анна начала замечать, что ей все наскучило. Она жаждала укрыться от ежедневной рутины, сбежать в чарующий придворный мир. Вместе с Марией они испытывали чистый восторг, когда облачались в лучшие платья и в сопровождении слуги и служанки отправлялись на лошадях в Эденбридж, расположенный в трех милях от замка, где каждый четверг устраивали ярмарку, просто для того, чтобы покрасоваться в своих нарядах. Когда сестры не занимались уроками или шитьем, они играли в карты либо вместе с матерью наносили визиты соседям и без конца ссорились из-за всякой мелочи, пока леди Болейн, потеряв терпение, не отправляла их в разные комнаты, чтобы немного поостыли.