Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

Карим честно пытался все это постичь, однако видно было, чего ему стоят эти попытки.

– Здесь слишком много всего, – жаловался он. Его напряжение очень бросалось в глаза. Впервые за семь лет (исключая только то время, когда они в Ширазе боролись с эпидемией чумы) он не ходил в маристан каждый день, а без ежедневного ухода за больными, как он сам признавался Робу, Карим чувствовал себя не в своей тарелке.

Каждое утро, прежде чем заниматься правом с Робом, а потом философией с Мирдином, Карим, едва небо начинало сереть, отправлялся на пробежки. Однажды Роб попытался составить ему компанию, но быстро отстал: Карим мчался вперед так, словно пытался убежать от собственных страхов. Несколько раз Роб настигал его, оседлав своего гнедого мерина. Карим проносился по просыпающемуся городу, мимо усмехающихся часовых у главных ворот, затем по мосту через Реку Жизни, а дальше бежал по полям и лугам. Робу казалось, что он вообще бежит, не разбирая дороги, ничего не соображая. Только мелькали пятки да ритмично поднимались и опускались ноги, что не требовало напряжения мысли, убаюкивало, успокаивало Карима, словно настой хюинг, сонной травы, – его давали в маристане безнадежным больным, которых мучили сильные боли. Роба тревожило, что его друг ежедневно расходует так много сил.

– Эти пробежки отнимают у Карима уйму сил, – жаловался он Мирдину, – а ему надо сохранить энергию для учебы.

– Ты не прав, – сказал на это умница Мирдин, сморщив нос и потрогав свою лошадиную челюсть. – Если он не будет бегать, то, я думаю, не сможет справиться с большими нагрузками на разум. – Робу хватило мудрости не спорить, потому что он не сомневался: здравый смысл Мирдина ничуть не уступает его учености.

Однажды утром Роба позвали к Ибн Сине. Верхом на гнедом он ехал по улице Тысячи Садов, пока не добрался до пыльного переулка, ведшего к роскошному особняку Учителя. Привратник принял повод коня, а когда Роб дошел до каменной двери, Ибн Сина уже ждал его.

– Заболела моя жена. Я был бы благодарен, если бы ты осмотрел ее.

Роб поклонился, недоумевая – у Ибн Сины с избытком хватало опытных и знаменитых коллег, которые были бы только польщены, если бы он поручил свою жену их заботам. Все же он безропотно последовал за Учителем к лестнице, напоминавшей раковину улитки изнутри, и оказался в северной башне.

На циновке лежала старуха, чей затуманенный взор не заметил их. Ибн Сина опустился на колени рядом с ней.

– Реза, – позвал он негромко.

Губы у старухи были сухие, растрескавшиеся. Муж смочил небольшую тряпицу в розовой воде и промокнул ей губы и все лицо. Ибн Сина накопил за свою жизнь огромный опыт, как устроить больного поудобнее, облегчить страдания, однако ни чистые, только что надетые одежды, ни ароматные струйки дыма, вытекавшие из курильниц с ладаном, не могли заглушить тяжелый запах, порожденный болезнью.

Кости, казалось, вот-вот прорвут прозрачную кожу. Лицо больной было восковым, редкие волосы – совсем седыми. Да, ее муж – величайший на свете врачеватель, но сама она была старухой, умиравшей от болезни костей. На туго обтянутых кожей руках и нижней части ног виднелись бубоны, стопы и щиколотки распухли от скопившейся в них жидкости. Правое бедро сильно увеличилось в размерах, и Роб не сомневался: если бы можно было приподнять ее покрывало, то обнаружилось бы много опухолевых новообразований, поразивших внешние части ее тела, как поразили они кишечник – последнее он понял по запаху.

Но Ибн Сина, ясно, позвал его не затем, чтобы подтвердить очевидный и страшный диагноз. Теперь Роб сообразил, что от него требуется. Он взял обе хрупкие, высохшие руки больной в свои и ласково заговорил с ней. Подержал их дольше, чем ему требовалось, заглянул в глаза, на миг прояснившиеся.

– Дауд? – прошептала она, крепче сжимая руки Роба.

– Так звали ее брата, давно умершего, – сказал Ибн Сина в ответ на вопросительный взгляд Роба.

Глаза больной вновь затуманились, пальцы, сжимавшие руки Роба, ослабли. Роб бережно положил ее руки на циновку, и они с Учителем вышли из башни.

– Сколько ей осталось?

– Не много, хаким-баши 163. Думаю, всего несколько дней. – Роб чувствовал себя очень неловко: муж больной был намного старше годами и выше по положению, утешать его было бессмысленно. – Неужто ей совсем ничем невозможно помочь?

– Мне осталось только, – Ибн Сина скривил рот в горькой усмешке, – доказывать свою любовь к ней все более и более крепкими настоями. – Он проводил ученика до дверей, поблагодарил и возвратился назад, к умирающей жене.

– Господин! – окликнул Роба чей-то голос. Обернувшись, он увидел громадного евнуха, охранявшего вторую жену. – Будь так любезен, ступай за мной.

Они прошли через дверь в стене сада, такую маленькую, что обоим пришлось согнуться, и оказались в другом саду, примыкавшем к южной башне.

– А в чем дело-то? – грубовато поинтересовался Роб.

Евнух не ответил. Что-то наверху привлекло внимание Роба, и он поднял глаза. Сквозь маленькое окошко на него смотрело закутанное в покрывало лицо. Глаза их встретились, потом женщина отвела взгляд, взметнулись покрывала, и окошко опустело.

Роб обернулся к рабу. Евнух слегка улыбнулся и пожал плечами:

– Она велела мне привести тебя сюда, господин. Очень хотела посмотреть.

Возможно, в ту ночь она и приснилась бы Робу, да только времени у него не было. Он зубрил законы о владении имуществом и, когда лампа уже почти догорела, услыхал, как по улице цокают копыта, потом замирают вроде бы у его порога.

Раздался стук в дверь. Роб подумал о грабителях и потянулся за мечом. Для гостей время слишком позднее.

– Кто там?

– Вазиф, господин.

Никакого Вазифа Роб не знал, но голос показался ему знакомым. Не опуская меча, он отворил дверь и увидел, что не ошибся. Перед ним, держа в поводу осла, стоял тот самый евнух.

– Тебя прислал хаким?

– Нет, господин. Она прислала меня, ибо желает, чтобы ты пришел.

Роб не знал, что ответить. Вышколенный евнух не посмел улыбнуться, но в его печальных глазах, от которых не укрылось замешательство зимми, вспыхнули искорки.

– Подожди, – грубо бросил ему Роб, захлопывая дверь.

Наскоро ополоснув лицо, он вышел за порог, вскочил на неоседланного гнедого и поехал по темным улицам вслед за громадным рабом, который босыми пятками вспахивал уличную пыль, возвышаясь на несчастном ослике. Они миновали один за другим дома, где жители мирно спали, свернули в переулок, где пыль была гуще и заглушала топот копыт, затем выехали в поле, примыкавшее к стене особняка Ибн Сины.

Через ворота в стене добрались до двери южной башни. Евнух отворил эту дверь и склонился, показывая, что дальше Роб пойдет один.