Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

Карим поспешил схватить мех и наполнить все кубки вином.

– Поедем в Индию, Мирдин!

– Но ведь я не воин, – с трудом выговорил Мирдин и посмотрел на Роба.

– Отправляйся с нами, Мирдин, – словно со стороны услышал Роб свой голос. – Мы выучили едва ли треть всех заповедей. А в пути сможем вместе этим заниматься.

– Нам потребуются хирурги, – добавил Карим. – Да и кроме того, неужто Иессей – единственный встретившийся мне еврей, который готов сражаться в бою?

Он просто по-дружески подтрунивал над Мирдином, но у того глаза немного потемнели.

– Ты не прав, Карим. Ты слишком много выпил и поглупел, – вступился Роб.

– Я поеду, – сказал Мирдин, и все приветствовали его дружными криками.

– Вы только представьте, – удовлетворенно сказал Ала ад-Даула, – четверо друзей вместе отправляются в поход на Индию!

В тот день Роб заглянул к Нитке Повитухе. Это была суровая худая женщина, еще не старая, с острым носом на желтоватом лице и быстрыми, похожими на виноградинки глазами. Она равнодушно предложила ему выпить и закусить и выслушала то, ради чего он пришел. Ей он объяснил только одно: ему надо уехать. По лицу Нитки было понятно, что с этим ей приходится сталкиваться то и дело: муж путешествует, а жена остается дома и страдает в одиночку.

– Видела я твою жену. Рыжая такая, из ненаших.

– Верно. Она христианка, из Европы.

Нитка некоторое время размышляла и, наконец, пришла к определенному решению:

– Ну ладно. Я позабочусь о ней, когда настанет время. Если будут осложнения, то первые недели даже поживу в твоем доме.

– Спасибо! – Роб протянул ей монеты, четыре золотые, одну серебряную. – Этого хватит?

– Этого хватит.

Потом Роб покинул Яхуддийе и отправился незваным в гости к Ибн Сине.

Главный лекарь поздоровался с ним и, нахмурившись, выслушал.

– А что, если ты погибнешь в Индии? Мой родной брат Али погиб, участвуя в похожем набеге. Возможно, такая мысль не приходила тебе в голову – ты молод, силен и видишь впереди только жизнь. А что, если тебя заберет смерть?

– Я оставил своей жене деньги. Немного из них – мои, остальное она унаследовала от своего отца, – честно признался Роб. – Если я погибну, согласны ли вы помочь ей добраться с ребенком домой?

Ибн Сина кивнул.

– Ты должен побеспокоиться о том, чтобы такая услуга от меня не потребовалась. – Он улыбнулся. – А ты задумывался о той загадке, которую я тебе загадал?

Роб стоял и дивился тому, что этот могучий ум все еще может забавляться детскими играми.

– Нет, господин главный лекарь.

– Ну, это не важно. Если будет на то воля Аллаха, у тебя еще будет вдоволь времени, чтобы отгадать загадку. – И снова другим тоном, отрывисто велел: – А теперь садись поближе, хаким. Думаю, самое время поговорить немного подробнее о том, как лечить раны.

Жене Роб сообщил о предстоящем отъезде, когда они уже лежали в постели. Объяснил ей, что выбора у него не было: он поклялся отплатить шаху Ала за заботу, да и в поход отправлялся, собственно, по царскому велению.

– Тут и говорить не о чем: ни я, ни Мирдин не бросились бы в такую безумную авантюру, будь на то наша воля.

Роб не стал вдаваться в подробности того, что может при этом случиться. Он только сказал Мэри, что договорился с Ниткой и та поможет при родах, а Ибн Сина согласился помочь ей, если возникнут какие другие затруднения.

Мэри, должно быть, пришла в ужас, но оставила это при себе. Ему показалось, что в ее голосе слышатся сердитые нотки, когда она его расспрашивала, но это могло просто показаться: он чувствовал за собой вину. Где-то в глубине души его очень обрадовала возможность побывать с войском в походе, осуществить детские мечты.

Ночью он легонько коснулся рукой ее живота, почувствовал теплую плоть, которая вздымалась, уже можно было заметить глазом, как округлился живот.

– Может случиться так, что ты не увидишь, как хотел, когда он станет размером со спелый арбуз, – сказала Мэри в темноте.

– Ну-у, до той-то поры я уж точно вернусь! – ответил Роб.

Приближался день отъезда, и Мэри все сильнее замыкалась в себе, снова превратившись в ту суровую одинокую женщину, готовую яростно защищать умирающего отца в домике у вади Ахмеда.

Когда Робу пришло время уезжать из дома, Мэри стояла во дворе, вытирая своего вороного. Она поцеловала мужа, не пролив ни слезинки – рослая женщина с раздавшейся талией, которая теперь держалась так, будто устала и никак не могла отдохнуть.

Отряд не годился для серьезных битв, но для такого набега, в какой они собрались, был даже слишком велик – шестьсот опытных воинов, кони и верблюды, да еще двадцать четыре боевых слона. Как только Роб явился на сборный пункт на майдане, Хуф тут же отобрал у него гнедого мерина.

– Коня вернут тебе, когда мы возвратимся в Исфаган. А в походе мы ездим только на скакунах, специально обученных не пугаться запаха слонов.

Гнедой оказался в табуне, которому предстояло возвратиться в царские конюшни, а Робу дали неопрятного вида серую верблюдицу, которая, не переставая жевать жвачку, окинула его равнодушным взглядом; беспрестанно шевелились ее резиновые губы, челюсти двигались в противоположных направлениях. Роба верблюдица повергла в ужас, Мирдин от души веселился.

Самому Мирдину достался коричневый верблюд, но он всю жизнь ездил на верблюдах и теперь научил Роба, как нужно натягивать и отпускать узду, как выкрикивать резкие, лающие команды, чтобы одногорбый дромадер согнул передние ноги и опустился на колени, а затем подогнул задние ноги и лег на землю. Тогда наездник садился в скошенное седло (так, что ноги его свисали на один бок верблюда), дергал за узду, выкрикивал новую команду – и верблюд поднимался, повторяя все движения в обратном порядке.

В отряде было двести пятьдесят пехотинцев, двести конных, сто пятьдесят воинов на верблюдах. Вскоре прибыл шах Ала во всем блеске своего величия. Его боевой слон почти на два локтя возвышался над всеми прочими. На грозных бивнях сверкали золотые кольца. Прямо на голове его гордо восседал махаут и направлял путь слона, сжимая пятками его шею за ушами. Шах, выпрямившись, сидел на устланной подушками огороженной платформе, помещавшейся на выгнутой дугой спине. Он великолепно выглядел в наряде из синего шелка и красном тюрбане. Народ встретил его громкими приветственными кликами. Впрочем, некоторые могли приветствовать и героя чатыра, поскольку Карим верхом на нетерпеливом арабском жеребце, косившем налитыми кровью глазами, ехал сразу же за царским слоном.

Хуф хриплым голосом выкрикнул команду, и его конь пошел рысью вслед за царским слоном и скакуном Карима, потом потянулись цепью остальные слоны, вскоре скрывшиеся с площади. За ними последовала конница, а потом и верблюды. Затем шли сотни вьючных ослов с подрезанными ноздрями – чтобы вдыхать больше воздуха во время тяжелой работы. Замыкали шествие пехотинцы.