Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

В Нортумбрии, в деревушке Ричмонд, они увидели в очереди мужчину со слезящимися глазами, натужно кашляющего.

– Вот у этого что? – спросил Цирюльник.

– Скорее всего, чахотка?

Цирюльник одобрительно улыбнулся.

Но когда очередь больного с кашлем подошла, Роб взял его за руки и повел за занавес. Хватка не напоминала пожатие рук умирающего; чутье подсказало Робу, что для чахоточного этот человек слишком крепок. Он догадался, что мужчина просто-напросто простудился и скоро избавится от болезни, носящей временный характер.

Спорить с Цирюльником не было никакого смысла, однако постепенно благодаря таким случаям Роб начал осознавать: его дар состоит отнюдь не только в том, чтобы предсказывать смерть, нет, им можно пользоваться, чтобы определить болезнь и, быть может, помочь живым.

Инцитат медленно тянул ярко раскрашенный фургон по английским равнинам на север, из одной деревни в другую, порой такую крошечную, что у нее и названия-то не было. Всякий раз, когда они проезжали мимо монастыря или церкви, Цирюльник терпеливо ожидал в повозке, пока Роб расспрашивал об отце Ранальде Ловелле и о мальчике по имени Вильям Коль. О таких никто не слыхал.

Где-то на полпути между Карлайлом и Ньюкаслом-на-Тайне Роб взобрался на каменную стену, построенную девятьсот лет назад когортами Адриана для защиты Англии от налетчиков-шотландцев 42. Сидя в Англии и глядя на Шотландию, он говорил себе, что встреча хоть с кем-то близким ожидает его, вернее всего, в Солсбери – туда ведь перебрались Хейверхиллы вместе с его сестрой Анной-Марией.

Но, когда они наконец добрались до Солсбери, в местной гильдии пекарей его встретили нелюбезно.

Старостой цеха был человек по фамилии Каммингс. Приземистый, чем-то похожий на лягушку, он был не таким толстым, как Цирюльник, но достаточно полным, чтобы рекламировать свое ремесло.

– Я не знаю никаких Хейверхиллов.

– Не могли бы вы посмотреть в своих книгах?

– Послушай! Сейчас ярмарка, самое горячее время! Большинство членов нашего цеха занято, мы все суетимся, из сил выбиваемся. Лучше приходи, когда ярмарка закончится.

И пока ярмарка продолжалась, лишь какая-то часть Роба жонглировала, показывала фокусы, помогала лечить больных, а другая его часть все высматривала в толпе знакомое лицо, жаждала хоть мельком увидеть ту девочку, какой, по его представлениям, стала теперь подросшая сестра.

Он так и не увидел ее.

На следующий день после закрытия ярмарки он снова явился в здание цеха пекарей Солсбери. Это был симпатичный, уютный домик, и Роб, хотя и занятый своими тревогами, не мог не подивиться: отчего это здания всех других цехов неизменно построены куда солиднее, чем у плотников?

– А, это молодой цирюльник-хирург! – Каммингс на этот раз поздоровался с ним куда любезнее, да и в целом держался гораздо спокойнее. Он внимательно перелистал две толстые учетные книги, потом покачал головой: – Никогда не было у нас пекаря по фамилии Хейверхилл.

– Муж и жена, – настаивал Роб. – Они продали свою булочную в Лондоне и объявили, что переезжают сюда. У них живет моя сестра по имени Анна-Мария.

– Да ведь совершенно очевидно, что произошло, молодой хирург. Когда они уже продали свою лондонскую лавку, но еще не приехали сюда, им подвернулось что-то получше, в каком-то другом городе – там, где нужда в пекарях больше.

– Да, похоже, так и есть. – Роб поблагодарил старосту и вернулся в повозку.

Цирюльник был заметно встревожен, но Робу посоветовал мужаться.

– Ты никогда не должен терять надежду. Наступит день, и ты всех их отыщешь, уж поверь мне.

Но у Роба был такое чувство, будто земля расступилась и поглотила не только мертвых, но и живых. Теперь даже крошечная надежда увидеться с ними казалась ему слишком наивной. Он чувствовал, что время его семьи прошло безвозвратно; по коже пробегал мороз, когда Роб вынудил себя признать: что бы ни ждало его в будущем, это будущее, по всей вероятности, ему суждено встретить в одиночестве.

Робу оставалось ходить в учениках всего несколько месяцев. Они сидели в общем зале постоялого двора в Эксетере и за кувшинчиком темного эля осторожно обсуждали условия, на которых хозяин наймет его в качестве подмастерья.

Цирюльник пил в молчании, словно глубоко погрузился в размышления, в конце концов предложил очень скромную плату.

– И к тому же еще новый полный костюм, – добавил он как бы в порыве щедрости.

Но Роб недаром проучился у него шесть лет. Он лишь пожал плечами, как бы в нерешительности.

– Меня больше тянет вернуться в Лондон, – сказал он и наполнил чаши и хозяину, и себе.

Цирюльник кивнул и сказал:

– Полный костюм каждые два года, независимо от необходимости.

На ужин они заказали пирог с крольчатиной, и Роб съел его с большим удовольствием. Цирюльник же набросился не на еду, а на трактирщика.

– Если мне и удается найти в этом пироге мясо, то оно слишком жесткое или чересчур уж острое, сверх разумного, – ворчал он. – Ну, плату можно поднять. – И тут же спохватился: – Немного поднять.

– Действительно, приправы никуда не годятся, – поддержал его Роб. – Вот у вас такого никогда не бывает. Меня всегда восхищало, как вы готовите дичь.

– Какую же плату ты сам считаешь справедливой? Для парня шестнадцати лет от роду?

– Я не хочу получать плату.

– Не хочешь платы? – Цирюльник поглядел на него с подозрением.

– Не хочу. Вы получаете доход от продажи Особого Снадобья и от лечения больных. Вот и я хочу получать доход от продажи каждого двенадцатого пузырька Снадобья и от лечения каждого двенадцатого пациента.

– Каждого двадцатого пузырька и каждого двадцатого пациента.

Роб заколебался всего на мгновение, потом кивнул, соглашаясь.

– Эти условия действительны один год, после чего подлежат пересмотру по обоюдному согласию.

– По рукам!

– По рукам, – спокойно ответил Роб.

Следующая кружка пива понравилась обоим, и оба усмехнулись.

– Ха! – воскликнул Цирюльник.

– Ха! – отозвался Роб.

К новым расходам Цирюльник отнесся со всей серьезностью. Когда они приехали в Нортгемптон, славившийся мастерами-умельцами, он нанял плотника, и тот сделал вторую загородку с занавесом, а уже в следующем городке на их пути, Хантингтоне, хозяин установил эту загородку недалеко от своей собственной.

– Пришло время тебе становиться на ноги, – сказал он Робу.

После представления и рисования портретов Роб водворился в загородке и стал ждать пациентов.

Посмеются ли они, едва взглянув на него? Или же, размышлял он, повернутся и встанут в очередь к Цирюльнику?

Первый пациент болезненно поморщился, когда Роб взял его за руки – ему на кисть наступила его же собственная старая корова.