Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

– Вот как? Да он бы убил тебя, бычок молодой!

– Ну, это уж мое дело.

– Ну, не скажи. Там, где полным-полно мусульман и пьяных христиан, убить одного еврея все равно что съесть один финик. Они перерезали бы множество наших, так что дело было как раз мое! – Зеви сердито посмотрел на Роба. – Интересно, что это за яхуд 109, который говорит на фарси, как верблюд, на своем языке не говорит вообще, да еще и лезет в драку? Как зовут тебя и откуда ты родом?

– Я – Иессей, сын Беньямина. Еврей из города Лидса.

– А где, черт побери, находится этот Лидс?

– В Англии.

– Так ты инглиц! – воскликнул Зеви. – В жизни не встречал еще еврея, который был бы инглиц.

– Нас мало, и живем мы далеко друг от друга. Там нет настоящих общин. Нет ни рабейну, ни шохета, ни машгиаха. Нет синагог, нет домов учения, вот нам почти и не приходится слышать наречия. Потому-то я так плохо его знаю.

– Худо растить детей в таком краю, где они не чувствуют своего Бога, не слышат своего родного языка, – вздохнул Зеви. – Вообще часто это нелегко – быть евреем.

Роб спросил, известно ли Зеви о каком-нибудь большом, хорошо защищенном караване, направляющемся в Исфаган, и тот покачал головой.

– Тут ко мне подходил один проводник, – сказал Роб.

– Дерьмовый такой перс с маленьким тюрбаном и грязной бороденкой? – хмыкнул Зеви. – Этот заведет тебя прямо в руки к злодеям. И бросят тебя в пустыне с перерезанной глоткой, и оберут до нитки. Нет, – сказал он решительно. – Тебе лучше идти с караваном наших. – Он надолго задумался. – Реб Лонцано! – воскликнул он наконец.

– Реб Лонцано?

– Да, – кивнул Зеви. – Возможно, именно реб Лонцано подойдет лучше всего. – Тут неподалеку возникла ссора между погонщиками, кто-то позвал Зеви. Караван-баши скорчил недовольную мину: – Вот уж сыновья верблюдов, шакалы хворые! У меня сейчас совсем нет времени. Приходи, когда отправится в путь этот караван. Приходи ко мне в контору попозже, ближе к вечеру. Увидишь – сторожка за главным домом для странников. Тогда все, наверное, и решим.

Вернувшись через несколько часов, Роб застал Зеви в сторожке, которая служила тому пристанищем в караван-сарае. Вместе с ним сидели еще три еврея.

– Лонцано бен Эзра, – представил Зеви.

Реб Лонцано, мужчина средних лет, старший из троих, явно был и главным среди них. У него были каштановые волосы и борода, еще не посеребрившиеся сединой, однако молодым он не выглядел – слишком изборождено морщинами лицо, слишком серьезно смотрят глаза.

Остальные – Лейб бен Коген и Арье Аскари – были на вид лет на десять моложе Лонцано. Лейб – высокий и худой как жердь, Арье – коренастый, широкоплечий. У обоих загорелые обветренные лица постранствовавших по белу свету купцов, но сейчас эти лица ничего не выражали: они ждали, что скажет о вновь пришедшем реб Лонцано.

– Это торговцы, направляются они к себе в Маскат, за Персидским заливом, – объяснил Зеви и обернулся к Лонцано. – Вот, – сказал он, – этот несчастный воспитывался как гой, в далекой христианской стране, и совсем ничего не знает. Надо показать ему, что евреи всегда позаботятся о других евреях.

– А что за дело у тебя в Исфагане, Иессей бен Беньямин? – задал вопрос реб Лонцано.

– Я еду туда учиться, чтобы стать лекарем.

– Ага, медресе 110в Исфагане, – кивнул Лонцано. – Там изучает медицину двоюродный брат реб Арье, реб Мирдин Аскари.

Роб жадно подался вперед, хотел было задать несколько вопросов, но реб Лонцано не желал уклоняться от темы.

– Ты платежеспособен, сможешь уплатить свою долю расходов на путешествие?

– Да, смогу.

– Готов трудиться вместе со всеми в пути и выполнять необходимые обязанности?

– С великой охотой. А чем вы торгуете, реб Лонцано?

Лонцано нахмурился. Он явно рассчитывал, что спрашивать будет он, а не его.

– Жемчугом, – нехотя выговорил он.

– И сколь же велик караван, с которым вы отправляетесь?

Лонцано позволил себе легкий намек на улыбку, уголки губ чуть-чуть дрогнули:

– Мы сами и есть караван, с которым мы путешествуем.

Роб, пораженный этим ответом, повернулся к Зеви:

– Как же могут три человека обеспечить мне защиту от бандитов и прочих опасностей?

– Послушай, – сказал ему Зеви. – Это вот евреи, которые всегда путешествуют. Они хорошо знают, когда можно рискнуть, а когда нет. Когда нужно переждать. Куда можно обратиться за защитой или за помощью, в каких бы краях они ни оказались. – Он обернулся к Лонцано. – Ну, что скажешь, друг? Возьмешь ты его с собой или нет?

Реб Лонцано взглянул на двух своих спутников. Те хранили молчание, и лица их все так же ничего не выражали, но все же что-то он уловил, потому что посмотрел снова на Роба и кивнул головой:

– Хорошо, милости просим в нашу компанию. В путь отправляемся завтра на рассвете с Босфорской пристани.

– Я буду там с повозкой и лошадью.

– Без лошади и без повозки, – отрезал Лонцано. – Мы поплывем по Черному морю на лодке, избегая таким образом долгого и опасного пути по суше.

– Если они соглашаются взять тебя с собой, – сказал Зеви, положив руку Робу на колено, – это для тебя самое лучшее. А повозку и лошадь продай.

Роб подумал и кивнул.

– Мазл! 111– негромко воскликнул довольный Зеви и разлил по чашам красное турецкое вино, дабы скрепить достигнутую договоренность.

Из караван-сарая Роб поспешил на конюшню. Гиз, увидев его, открыл рот от изумления:

– Так ты яхуд?

– Яхуд.

Гиз боязливо кивнул, словно убедился в том, что этот колдун – джинн и может обернуться, кем захочет.

– Я передумал, продам я тебе повозку.

Перс закинул удочку, назвав цену во много раз меньше стоимости повозки.

– Нет, тебе придется заплатить настоящую цену.

– Тогда оставь свою разваливающуюся колымагу себе. Вот если захочешь продать лошадь…

– Лошадь я тебе дарю.

Гиз прищурился, стараясь понять, в чем здесь подвох.

– За повозку ты должен дать настоящую цену, а лошадь я даю тебе в подарок.

Роб подошел к Лошади и в последний раз погладил ее морду, молча поблагодарил за верную службу.

– Запомни и не забывай: эта лошадка работает охотно, но кормить ее надо вволю, чистить вовремя, чтобы не было никаких язв. Если к моему возвращению она будет вполне здорова, то и у тебя все будет идти хорошо. Но если станешь ее обижать…

Он пронизал Гиза взглядом, а хозяин конюшни побелел и опустил глаза:

– Я с ней стану хорошо обходиться. Очень хорошо, правда!

Много лет повозка была единственным домом Роба. И последним, что осталось от Цирюльника.

Почти все ее содержимое тоже надо было оставить, это входило в сделку с Гизом. Роб забрал свои хирургические инструменты и запас целебных трав. Маленькую деревянную коробочку с крышкой – для кузнечиков. Оружие. Немного вещей.