Говард Фаст - Спартак

Пока это происходило, Красс вернулся к Аппиевым воротам. Он спал плохо, как часто происходит с людьми, когда они пытаются компенсировать днем, свое времяпрепровождение накануне. Если бы кто-то спросил его, почему он возвращается на место распятия, он, возможно, пожал бы плечами. Но на самом деле, он знал ответ достаточно хорошо. Целая великая эпоха жизни Красса закончилась смертью последнего из гладиаторов. Красс запомнится не только как богач, но как человек, подавивший восстание рабов. Это легко сказать, но было нелегко сделать. Всю жизнь, Красс никогда не отделял себя от своих воспоминаний о Рабской Войне. Он будет жить с этими воспоминаниями, вставать с ними и ложиться с ними. Он никогда не расстанется со Спартаком, пока он сам, Красс, не умрет.

Тогда борьба между Спартаком и Крассом закончится, но только тогда. Итак, теперь Красс вернулся к воротам, чтобы снова взглянуть на все, что осталось, от его живущего противника.

Новый капитан командовал этим караулом, но он знал генерала — как большинство людей в Капуе — и он превзошел себя в том, чтобы быть представительным и полезным. Он даже извинился за то, что так мало людей осталось посмотреть на смерть гладиатора.

— Он очень быстро умирает, — сказал он. — Это удивительно. Он, казалось, был крепкий, стойкий тип. Возможно, он прожил бы там три дня. Но он будет мертв до утра.

— Откуда ты знаешь? — спросил Красс.

— Могу вам сказать. Я видел много распятий, и все они следуют одному и тому же образцу. Если гвозди пронзают большую артерию, они истекают кровью довольно быстро. Однако этот не кровоточит. Он просто не хочет больше жить, и когда это происходит, они быстро умирают. Вы бы не подумали, что так будет?

— Меня ничто не удивляет, — сказал Красс.

— Наверное, нет. Думаю, после всего, что вы видели…

В этот момент солдаты наложили руки на старуху, и ее пронзительные крики, когда она сражалась с ними, привлекли внимание генерала и капитана у ворот. Красс подошел, взглянул на сцену и язвительно сказал солдатам:

— Какие же вы прекрасные герои! Оставь старую леди!

Особое достоинство в его голосе заставило их повиноваться. Они отпустили женщину. Один из них узнал Красса и шепнул остальным, а затем подошел капитан и захотел узнать, что это значит, и не могли бы они получше распорядиться своим временем?

— Она была дерзкой и грязной на язык.

Люди, стоящие вокруг, грубо захохотали.

— Убирайтесь отсюда, вы все, — велел капитан бездельникам. Они отступили на несколько шагов, но не слишком далеко, и старая карга проницательно посмотрела на Красса.

— Значит, великий генерал — мой защитник, — сказала она.

— Кто ты, старая ведьма? — требовательно спросил Красс.

— Великий человек, должна ли я встать перед тобой на колени или мне плюнуть тебе в лицо?

— Понимаете? Я вам говорил? — воскликнул солдат.

— Да, все в порядке. Теперь, что ты хочешь, старуха? — спросил Красс.

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я пришла сюда, чтобы увидеть, как умирает хороший человек. Он не должен умирать совсем один. Я сижу и наблюдаю за ним, пока он умирает. Я совершаю для него жертвоприношение любви. Я говорю ему, что он никогда не умрет. Спартак никогда не умирал. Спартак живет.

— О чем ты говоришь, старуха?

— Разве ты не знаешь, о чем я говорю, Марк Лициний Красс? Я говорю о Спартаке. Да, я знаю, почему ты пришел сюда. Никто не знает. Они не знают. Но мы с тобой знаем, не так ли?

Капитан велел солдатам схватить и оттащить ее, потому что она была просто грязной старой кошелкой, но Красс сердито отозвал их.

— Оставь ее в покое, я же сказал тебе. Прекрати демонстрировать мне, насколько ты храбр! Если вы так чертовски храбры, возможно, вам всем понравится оказаться в легионе вместо летнего курорта. Я могу просто позаботиться о себе. Я могу просто защитить себя от одной старой леди.

— Ты боишься, — улыбнулась старуха.

— Чего я боюсь?

— Боитесь нас, не так ли? Этот страх есть у вас всех! Вот почему ты пришел сюда. Видеть, как он умирает. Чтобы убедиться, что последний мертв. Боже мой, что рабы сделали с тобой! И ты все еще боишься. И даже когда он умрет, будет ли это конец? Неужели это будет конец, Марк Лициний Красс?

— Кто ты, старуха?

— Я рабыня, — ответила она, и теперь она казалась простой, впавшей в детство и дряхлой. — Я пришла сюда, чтобы быть с одним из моих людей и принесла ему немного утешения. Я пришла оплакать его. Все остальные боятся прийти. Капуя полна моих людей, но они боятся. Спартак сказал нам, восстаньте и станьте свободными! Но мы боялись. Мы так сильны, и все же мы съеживаемся, скулим и убегаем. Теперь слезы текли из ее слезящихся старческих глаз.

— Что ты собираешься со мной делать? — взмолилась она.

— Ничего, старуха, сиди и плачь, если хочешь. Он бросил ей монету и задумчиво зашагал прочь. Он подошел к кресту, глядя на умирающего гладиатора и размышлял над словами старухи.

В жизни гладиатора было четыре периода. Детство было счастливым временем незнания, время его юности было полно знания, печали и ненависти. Время надежды было периодом, когда он воевал со Спартаком, а время отчаяния было периодом, когда ему стало известно, что их дело погибло. Это был конец времени отчаяния. Теперь он умирал.

Борьба была его хлебом и мясом, но теперь он больше не боролся. Жизнь в нем была яростью гнева и сопротивления, громким криком о логике в отношении одного человека к другому. Некоторые из них принимаются, и некоторые невозможно принять. Он ничего не мог принять, пока не нашел Спартака. Затем он принял знание о том, что человеческая жизнь была достойной вещью. Жизнь Спартака была достойной; она была благородной, и люди вместе с ним жили благородно, но теперь на кресте и в умирании он все еще спрашивал, почему они потерпели неудачу. Вопрос искал ответ в путанице разума, что оставался у него, но вопрос не нашел ответа.

Он со Спартаком, когда приходит весть, что Крикс мертв. Cмерть Крикса была логикой жизни Крикса. Крикс зацепился за мечту. Спартак знал, когда мечта закончена и невозможна. Мечтой Крикса и стремлением Крикса было уничтожить Рим. Но настал момент, когда Спартак осознал, что они никогда не смогут уничтожить Рим, что только Рим может уничтожить их. Это было началом, и концом стало то, что двадцать тысяч рабов ушли с Криксом. И теперь Крикс мертв, и его армия разгромлена.

Крикс мертв, а его люди мертвы. Большая, жестокая, рыжая голова Галла больше не будет ни смеяться ни кричать. Он мертв.

Давид со Спартаком, когда приходит эта новость. Посланник, выживший, приносит вести. Такие вестники смерти над всеми ними. Спартак слушает. Затем он поворачивается к Давиду.

— Ты слышал? — спрашивает он его.