Игорь Смольников - Острее клинка

Читателей нашего времени «Андрей Кожухов» привлекает романтикой революционной борьбы и по-человечески прекрасными образами героев. Этот роман может являться ярким художественным подтверждением известной мысли В. И. Ленина о том, что «марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы».

«Андрей Кожухов» — талантливое художественное произведение, в котором писатель нарисовал начало этой великой истории невиданного героизма и жертв.

Главная заслуга романа Кравчинского, как справедливо писала Вера Засулич, заключалась «именно в том, что он восстанавливает перед читателями (имеются в виду читатели конца XIX века) все реже и реже встречающиеся в русской жизни типы прежних нелегальных революционеров». То есть характерные образы революционных деятелей периода «Земли и воли». И, как свидетельствовала далее Засулич, «Андрей Кожухов» — это единственное во всей русской литературе художественное произведение о жизни русских революционеров-народников, написанное человеком, который сам принадлежал к их среде.

Когда «Земля и воля» раскололась на две партии — «Черный передел» и «Народная воля», Кравчинский был уже в эмиграции, но всеми своими силами помогал народовольцам. Однако следует подчеркнуть, что путь идейного развития писателя был путем постепенного преодоления заблуждений. В 1893 году, оценивая прошлое народовольцев, он писал в новом издании «Подпольной России»:

«Жизнь дала много нового в смысле освещения всей этой эпохи как целого, выяснив многие ошибки, разбив многие иллюзии…»

Но еще ранее, когда Кравчинский только принимался за свою первую художественно-публицистическую книгу о революционном движении 70-х годов, он стал преодолевать свойственные ему как бывшему землевольцу иллюзии. Потому-то в «Подпольной России» он и стремился прежде всего рассказать о высоких человеческих качествах своих друзей, о героизме людей обреченного исторически дела. «Чем дальше мы будет удаляться от этого времени, — писал он за два года до смерти, — тем оно будет казаться нам величественнее и тем грандиознее будут возвышаться богатырские фигуры людей, которые вынесли на плечах эту борьбу».

В одном из писем Вере Засулич в 1878 году Кравчинский обращался с упреком по адресу организации, к которой принадлежал сам: «Много ли в рядах социалистов-революционеров крестьян и рабочих?»

А в «Заключении» к новому изданию «Подпольной России» в 1893 году писатель утверждал более определенно:

«В Петербурге массы фабричных и заводских рабочих. Ими „Народная Воля“, по справедливому замечанию наших социал-демократов, мало занималась, посвящая им лишь незначительную часть сил».

Такая точка зрения находит отражение и в романе «Андрей Кожухов».

Поэтому, конечно, не случайно первые русские марксисты видели в Кравчинском близкого себе человека: Г. В. Плеханов предлагает ему написать совместно книгу «Правительство и литература в России»; В. И. Засулич приглашает его принять участие в сборнике группы «Освобождение труда» — «Работник» (интересно, что на обсуждении издания этого сборника — 1895 год — между группой «Освобождение труда» и В. И. Лениным произошла первая встреча Ленина с Плехановым).

«…Несмотря на разность воззрений, — писала Засулич, — мы были убеждены, что настанет день, когда мы назовем его совсем своим. Последнее время эта уверенность была крепче, чем когда-либо, и только смерть помешала осуществлению этой надежды».

Гибель Кравчинского была неожиданной и трагичной. Он попал под поезд в Лондоне, когда переходил железнодорожные пути. Смерть прервала его обширные планы. После «Андрея Кожухова» он успел написать еще несколько произведений, а в замыслах были новые романы, «один другого лучше», как сообщал он сам в письме к одному из друзей. Он погиб в 1895 году, когда ему было всего сорок четыре года.

Похороны Степняка превратились во внушительную демонстрацию демократической и революционной общественности разных стран. Рабочий-социалист Джон Бернс на его могиле сказал: «Я знал Степняка и в течение нескольких лет пользовался его дружбой и добрыми советами… Он соединял в себе сердце льва и добродушие ребенка. Это был великодушный человек и крупная личность в революционном движении Европы».

За наши пушки! За нашего начальника артиллерии ( серб .).

Жало ( итал .).