Садриддин Айни - Бухарские палачи

Хамра-Силач дремал, держа пиалу с остывшим чаем.

— Братец Хамра, чай у вас совсем остыл, опорожняйте-ка скорей пиалу, — разбудил его кто-то из палачей.

Хамра-Силач приоткрыл глаза, зевнул, залпом выпил холодный чай, отдал пиалу соседу и опять стал клевать носом.

Палач принялся тормошить его.

— Братец Хамра! Что это с вами приключилось? Неужели так хочется спать? Потерпите малость! Разделаемся с работой, и все задрыхнем. А пока рассказали бы чего-нибудь.

Хамра-Силач протяжно зевнул:

— Не до побасенок мне! Душа не на месте, голова идет кругом, чувствую себя погано.

— Уморила тяжкая служба? — спросил палач Курбан по прозвищу «Безумец» и попытался утешить Силача:

— Ничего, как-нибудь перетерпим, минуют тяжкие времена... Коли угодите эмиру службой, пожалует он вам какой-нибудь чин. И забудете вы сразу всю вашу усталость.

Пробурчав «служба... служба... эмир», Хамра-Силач сказал:

— Э, в тысячу раз лучше бы нам воровать, как прежде, да грабить, чем служить этому забывшему бога миру.

Глотнув душистого горячего чая из протянутой ему пиалы, Хамра-Силач заговорил громче:

— Я заработал себе кличку «вор», годами прятался от честных людей, не смел показаться на базарах, до последней нитки грабил дома, был грозен на караванных тропах. Но не убивал, не проливал человеческой крови — никогда.

— А кто убил туксаба [10] Туксаба — чин Бухарского эмирата. Абдукадира, землевладельца из Гиждувана? — прервал Хамра-Силача палач Кодир-Козел.

— Ну, я, — согласился Хамра-Силач. — Всякое бывало, иной раз против меня поднимали оружие, не убей я, прикончили бы меня или выдали бы властям... Так я убивал ради собственного спасения.

Хамра-Силач отхлебнул чай, уже успевший остыть, и продолжал:

— Но эмир — пусть сгорит его дом! — окружил себя кучкой мерзавцев и губит этих горемык. Нашими руками льет столько невинной крови! Боюсь, эта кровь падет на нас и принесет нам несчастье.

— Вы, оказывается, простак, братец Хамра, — стал успокаивать его Курбан-Безумец. {5} 5 в тексте тире отсутствует (прим. В.С.) При чем здесь мы? Наше дело сторона. Хозяин государства — эмир, он издает указы-приказы, муллы — хозяева шариата благословляют их, а мы всего-навсего с их приказа и благословения убиваем. Ответственность и грех на их совести. Божий суд — это вам не суд эмира, там вину одного не перекладывают на другого.

— Молодец, Безумец! — воскликнул Кодир-Козел и добавил: — Видно, стареете вы, уважаемый Хамра! Взгляните-ка, братцы, на того, кто долгие годы прозывался «Силачом». Несколько дней резни и руки, ноги у вас дрожат? И пустились еще в раздумья, подходящие разве для курильщиков опиума?

Изменившись в лице, Хамра-Силач вспылил:

— Послушай-ка, ты, Козел! Ты и есть один из мерзавцев, которых я тут крыл. Не смей мерить каждого на свой аршин. А ну, выкладывай, что ты сделал доброго за всю свою жизнь? Ну, хоть спас когда-нибудь котенка, свалившего крынку с молоком? Ты с утра до ночи подлаживаешься к этим злодеям и кроме этого ничего не знаешь. С тех пор, как ты встал на дурную дорожку, что у тебя за заботы? Картежная игра, дебоширство, кутежи? Или еще ты мастак перелезать через заборы к старухам, когда те отправляются на свадьбу или похороны, и тащить, что плохо лежит, ну, к примеру, кувшин для умывания? Ах, да, вот еще твое ремесло — выследить красивых девушку и парня, навести на них эмирскую стражу, а потом грозить им позором. А как получат блюстители нравов выкуп за них, ты за свою «услугу» слизываешь остатки с общего блюда. Если уж на то пошло, ты — ворон, питающийся мертвечиной. Летаешь ты за волком и, как он растерзает ягненка, кидаешься на объедки. Ты падаль — и все тут! Ты недостоин разговаривать со мной!.. А вон этого, — Хамра-Силач кивнул на Курбана-Безумца, — метко прозвали.

Хамра-Силач замолк, бросил под язык щепотку наса и опять задумался.

На дворик, где расположились палачи, опустилась тягостная тишина.

Вскоре ее нарушили арбы, со скрипом въезжавшие в ворота. Палачи повскакали с кошмы. И только Хамра-Силач не сдвинулся с места, не поднял опущенной головы.

Палачи стали нагружать арбы.

Время от времени раздавалось: «Подправь голову; сюда подтяни ноги; следи, чтоб этот не свешивался к колесу...»

Арбы укатили, палачи уселись на кошму, воцарились скорбная тишина и тоскливый покой.

Унылое молчание палачей, молчание, еще более тягостное и тяжелое, чем безмолвие кладбища, прервал Хайдарча. Вскинув голову и вытянув шею, как петух, собравшийся кукарекнуть, Хайдарча сплюнул на пол табак и взглянул на Хамра-Силача.

— Братец Хамра! — Хоть Курбан-Безумец и впрямь ненормальный, а иногда и он говорит умные слова.

— Какое же слово так пришлось тебе по душе? — оживился Хамра-Силач.

— Вот он недавно сказал: «Божий суд — не суд эмира, там не станут тягать за чужие грехи невинного».

— Что же ты отыскал в этих словах умного, — поинтересовался Хамра-Силач.

— Безумец, видать, хорошо осведомлен об эмирских порядках. Уж не знаю, каков божий суд, о нем распространялся тут Безумец, но что эмир только тем и занимается, что за грехи одного преследует других — это точно.

— Что верно, то верно, — подтвердил Рузи-Помешанный.

— Да, так оно и есть, — сказал Хайдарча. — Сам был свидетелем, как ни за что досталось честному человеку. Хотите расскажу?

— Он еще спрашивает, конечно, валяй, — не выдержал палач Маджид, родом из деревни Кахкаши.

— Несколько лет назад начал Хайдарча жил я в тумане [11] Туман — уезд. Пешкух. Миршаб — начальник полицейской части — был там у нас старый. Вы и без меня знаете, что миршабы во все времена были жуликами из жуликов и предводители воров...

— Когда мы промышляли воровством, нашими начальниками были миршабы; теперь наше ремесло — палачество. Кто же теперь над нами голова? — перебил рассказчика Курбан-Безумец.

— Неужели не понимаешь? — изумился Рузи-Помешанный. — Воровское дело направляют и возглавляют миршабы, а повелитель и вожак палачей — эмир.

— Не мешайте Хайдарче, пусть рассказывает, — цыкнул на них Хамра-Силач.

— Так как миршаб — предводитель жулья, ему причитается доля от каждой удачной «операции», этим он кормится и одевается, да еще одаривает эмира и его прихвостней.

— Скажи лучше, саранчу, обосновавшуюся при дворе эмира, — уточнил Рузи-Помешанный.

— Пускай, саранчу. Так этой эмирской саранче он сует взятки и подачки... Туман Пешкух уже успели подразорить, и миршабу не хватало средств на все эти расходы.

— Брось толковать нам о том, что ясно как день. Придумай-ка лучше чего-нибудь поновее, — оборвал его Хамра-Силач.

— Погодите, сейчас все расскажу ответил Хайдарча. — Так вот, бедняга наш миршаб, я звал его дедушка миршаб, однажды вызвал меня к себе. Пожаловавшись на скудное житье-бытье, он обратился ко мне: — Хайдарча, сынок! Расходов у меня заметно прибавилось. К тому же дошел до нас слух, что его величество эмир вот-вот пожалует в наши края. Придется преподнести ему пару тюков с халатами да нарядами, коня с праздничной сбруей, не обойтись и без подарков для его свиты. Мне же от трудов моих в этом тумане нет никакой прибыли, веришь ли, даже жалкую теньгу [12] Теньга — бухарская серебряная монета, стоимостью 15 копеек. не удалось отложить прозапас {6} 6 Так в тексте (прим. В.С.) , а как бы пригодились мне эти денежки! Вчера я, правда, немного разжился — получил выкуп за двух мальчишек-музыкантов. Но этих денег едва хватит на домашние расходы. Прошу тебя, придумай чего-нибудь эдакое, ну, выгодное дельце, от которого бы и мне перепало тоже.